– Не надо, – сказала Женька, – поедем лучше домой. Ты уже замёрзла.

Услышав эти слова, Гром сразу поднялся на ноги. Он надеялся, что Серёжка ждёт его дома.

Маринка сказала правду сорок минут назад – подъем оказался очень проблематичным, так как дорожка спускалась к озеру не асфальтовая, грунтовая. А ещё две сестры не учли того, что у Ирки, которая до шестнадцати лет на профессиональном уровне занималась спортом, была больная спина. В повседневной жизни она о себе не напоминала, но стоило нагрузить её, и – приплыли, как выражалась Женька. Короче, токсикоманка сдулась уже на двадцатом метре подъёма. Она разойкалась и сказала, что умирает. Женька свирепо остановилась.

– Вот же овца! Что, назанималась гимнастикой? Покрутилась на турничке? Коню было ясно, что это – полное разводилово! Беспонтовое! Все твои тренеришки матери только ездили по ушам, чтоб деньги рубить! Чемпионка сраная! Хоркина! Всё, приплыли! Выхода нет!

– Я в чём виновата? – корчилась Ирка, – мне было четыре года, когда меня отдавали в секцию!

– Ты с тех пор ни капли не поумнела! Даром с тобой носились! Консерватория ей, гимнастика! А мне – что? Поганое медучилище и бассейн!

– Женька, не ори, – вмешалась Маринка, – ничего страшного не случилось. Ирка, беги домой, зови сюда Гиви с Аликом.

Ирка уже настроилась побежать, но тут вдруг они заметили, что от транспортной остановки близ городской черты к ним быстро идёт какой-то мужчина. Да, было ясно, что он шагает именно к ним, и очень целенаправленно – срезал угол по бездорожью, сильно спешил, подскальзываясь на глине.

– Видимо, хочет оказать помощь, – предположила Ирка. Но Женька очень скептически покачала своей вихрастой башкой. Она за сто метров легко узнала того, кто к ним приближался – такой был этот мужик высокий и здоровенный. Он, несомненно, тоже её узнал, поэтому шёл так быстро. Только зачем?

– Да это сосед! – обрадовалась Маринка, – его, по-моему, зовут Витька. Он – сын той самой Анны Лаврентьевны, из четвёртого! Вероятно, ездил к ней в морг.

– Там ему и место, – буркнула Женька. Витька, тем временем, подошёл и остановился, рукой смахнув со лба пот. Лицо его было красным, ноздри по-лошадиному раздувались от двух свистящих потоков воздуха. Стало пахнуть не то портвейном, не то ещё каким-то винишком.

– Здравствуйте, Виктор, – холодно вымолвила Маринка, – прошу принять наши глубочайшие соболезнования.

– Спасибочки.

Восстанавливая дыхание, отставной десантник переводил тусклые глаза с Женьки на Маринку, затем – на Ирку, на Грома, который махал хвостом, опять на Маринку.

– Я и не знал, что вы дружите, – сказал он, слегка ухмыляясь и неприятно покусывая губу редкими зубами, – или родня?

– Нет, дружим, – сказала Женька.

– Понятно. А ну-ка, посторонись-ка!

Женька растерянно отошла. Встав на её место, Витька легко покатил коляску с Маринкой в гору. Трое оставшихся пошли следом, молча и удивлённо глядя в его широкую спину. Когда подъём был преодолён и коляска выехала на ровный асфальт, сын самоубийцы остановился.

– Ну, дальше – сами. Мне ещё к другу надо зайти. Он вон там, за парком живёт! Управитесь?

– Да, конечно, – сказала Женька, – спасибо.