Я назвался, и мы обменялись рукопожатием.
Стол перед нами был пуст – только салфетница да солонка; в небольшой продолговатой вазе пригорюнилась ветка пихты.
– Вы уже поели?
– Нет, только что заказал. Жду.
Какое-то время мы оба молчали, приглядываясь друг к другу. Мне хотелось о многом поговорить, но одновременно с этим страшно было начинать разговор. Возможно, я слишком многого ждал и от Петра Афанасьевича, и от нашей беседы. Обидно было бы разочароваться.
Открылась дверь – видимо, там была кухня. В зал вышла женщина в черной строгой юбке и белой блузке. Немолодая и некрасивая: глаза маленькие, нос большой. Темные волосы острижены почти под ноль, как у тифозных больных. Не то чтобы я часто видел тифозных больных, но читал, что стригут их коротко: противоэпидемическая мера.
В руках официантки был поднос. Она поставила его на стол и принялась сноровисто сгружать тарелки. На меня она внимания не обращала.
Петр Афанасьевич заказал винегрет, борщ и гречку с подливой. Расставив тарелки, женщина, похоже, собралась уходить. Меня это задело: я что, пустое место?
– Мне бы тоже позавтракать, – проговорил я.
– Пообедать, – поправила она, глядя в сторону. – Уже половина первого. Продерут глаза к полудню и являются. А ты корми.
Ничего себе – такое неприкрытое и очевидное хамство! Петр Афанасьевич смотрел на меня, будто ждал, как я отреагирую.
– Я, кажется, не домой к вам пришел. Здесь ведь ресторан? Вот и…
– Что будете? – перебила она, не реагируя на мои слова.
Мне хотелось заказать то же, что и Петр Афанасьевич. Еда в его тарелках выглядела аппетитно, к тому же винегрет – мой любимый салат. Но вместо этого я неожиданно для себя спросил:
– Рыба есть у вас?
Терпеть не могу рыбу, никогда ее не ем. Зачем спросил – сам не знаю.
– Нету, – процедила официантка.
– Жаль, – сказал я. – Рыба полезная. В ней фосфор. Для костей хорошо.
Официантка наконец удостоила меня взглядом. В глазах читалось плохо скрытое бешенство, и у меня на душе потеплело. Один – один.
– Выделываться будем или заказывать? Народу полно, убегаешься за день, чуть не падаешь, ноги гудят. Так еще нервы мотают.