«Одиссея»! Эйкен увидел огромную пещеру, тускло озаренную пламенем костра. Закопченные стены поднимались так высоко, что исчезали во мраке. Поодаль, сбоку, лежала чудовищная туша, напоминающая человеческую. За спиной спящего великана лихорадочно суетились двенадцать человек – в гигантском задымленном пространстве пещеры они казались миниатюрными манекенами. Они держали над огнем заостренный конец длинного толстого ствола; отблески красного пламени играли и танцевали на их взмокших полуобнаженных телах.

Камера приближалась к этим людям. Их черты становились различимыми – молодые, стройные воины двигались со страстной решительностью, с героическим отчаянием. Впереди всех стоял Одиссей: человек с лицом Иеговы на фреске Сикстинской капеллы. Он подал знак. Воины взвалили на плечи ствол-копье. Согнувшись под его весом, они торопливо приближались к плохо различимому в сумраке лицу спящего великана – расслабленному, обмякшему лицу идиота с одним глазом посреди лба.

Камера отодвинулась, чтобы продемонстрировать всю длину тела Полифема. Греки подбежали к голове великана с пылающим на конце заостренным столбом. Глаз Полифема удивленно раскрылся, но тлеющий столб тут же вонзился в него – глубоко, глубже, еще глубже!

Голова Полифема дернулась – шест вырвался из рук воинов; греки бросились врассыпную и попрятались в тенях. Циклоп судорожно схватился за лицо и выдернул ствол из глаза. Вскочив, он стал метаться по пещере, хватая воздух одной рукой и прижимая ладонь другой к окровавленному лицу.

Камера сосредоточилась на греках, прижавшихся к стенам. Кривые толстые ноги великана протопали мимо них. Гигантская рука ловила воздух, шурша по стене над самыми их головами. Греки затаили дыхание; пот блестел у них на груди.

Спотыкаясь, Полифем отошел в сторону и забрел в костер, разбрасывая ступнями горящие поленья; жаркие угли разлетелись во все стороны. Циклоп отчаянно взревел.

На экране снова появились греки – они привязывались под гигантскими овцами.

Полифем стоял у входа в пещеру. Он отодвинул загородившую вход скалу и, расставив ноги над проходом, ощупывал спину каждой проходившей между его ногами овцы.

Греки пустились со всех ног к золотистому пляжу, отчалили на галере по винно-черным волнам и подняли парус – ветер помчал их в открытое море.

Полифем тоже спустился на пляж. Он поднял валун и швырнул его. Медленной дугой летел огромный камень, опускаясь все ближе к греческому кораблю. Валун обрушился в море: галеру высоко подбросило фонтаном воды и ярко-белой пены. Циклоп нагнулся, чтобы взять еще один валун. Экран потемнел.

«Вот и все на сегодня», – заключила медсестра.

Дети разочарованно вздохнули и принялись болтать.

Мартинон взглянул на Эйкена со странной перекошенной усмешкой: «Ну, что ты об этом думаешь?»

«Неплохо! – отозвался Эйкен. – Даже совсем неплохо. Местами заметны недоделки. Не помешало бы внимательнее изучить источники. Это парусное судно скорее напоминало баркас викингов, а не древнегреческую галеру».

Мартинон безразлично кивнул: «Это не мои съемки. Меня всего лишь наняли, чтобы я показывал фильм. Должен с тобой согласиться: изобретательно, но техники недостаточно. Что характерно для всех авангардистских экспериментов».

«Я не узнал никого из актеров. Кто сделал эту картину?»

«Студия „Мерлин“».

«Никогда о ней не слышал».

«Их компанию только что сформировали. В этом участвовал один мой приятель. Он попросил меня показать фильм детям, проверить их реакцию».

«Им понравилось», – заметил Эйкен.