Обстрел продолжался недолго. Вскоре снова установилась полная тишина.
— Миновали. А крепко нас обстреляли! — сказал мне на ухо командир экипажа.
Он ушел к себе в кабину. Ребята знаками спрашивают меня: скоро?
Я показываю два пальца: в два часа.
Перелет через линию фронта был для нас первым испытанием. Ребята нервничали. Никто из них никогда еще не прыгал с парашютом. Правда, инструктор наставлял нас: «Только смелее прыгай из самолета, парашют сам раскроется». Но все же при мысли о прыжке брала оторопь.
Из пилотской кабины вновь показался командир и стал прощаться с нами: прилетели. Стоящий рядом с ним молодой парень в черном комбинезоне подошел к бортовой двери самолета, распахнул ее — и мы увидели темную бездну. На нас подул сырой холодный ветер. Рокот моторов оглушил нас. Кто-то из ребят первый решительно шагнул к двери, и через мгновение над падающим человеком вспыхнул белый купол парашюта.
Партизаны по одному проваливались в темноту.
Я прыгнул последним…
Приземлились удачно. Экипаж самолета постарался на совесть — высадил нас в точно назначенном месте. Это был Черкасско-Богословский лес, один из глухих уголков Киевской области.
Так я стал партизаном.
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
Лесную тишину нарушил стук топора. Мы насторожились: кто это с раннего утра рубит лес? Решаем проверить. Стук все ближе и ближе. Оставив своих товарищей, мы вдвоем с начальником штаба Бутенко направляемся на разведку.
Не успели мы пройти и сотни шагов, как у трухлявой старой березы увидели старика. Он устало сел и вытер рваным рукавом рубашки лицо.
— Отец! — окликнул его Бутенко.
Старик испуганно вскочил, подняв с земли обрубленный сук.
— Идите сюда!
Чуть прихрамывая, он направился к нам. Не доходя до нас шага два-три, старик остановился и оперся на свою палку.
— Здравствуйте, папаша! — поздоровались мы.
Старик молчал, боязливо посматривая на нас.
— Из какого села? — спросил Бутенко.