Как выяснилось позже, у Рино она и так болела, но отнюдь не из-за сомнительного решения Эльданны. Капитан бесцеремонно ввалился в раздевалки при приемном зале, подняв бучу и немыслимый переполох среди готовящихся к торжеству жриц, и сходу цапнул меня за руку, увлекая за собой во внутренние помещения. Я удивленно захлопала глазами, болтаясь в арьергарде и тщетно пытаясь застегнуть костюм для выступления прямо на ходу, поскольку в случае неудачи рисковала оставить его в коридоре.

— Да постой ты! — возмутилась я, едва не наступив себе на подол. С первого раза ищейка меня не расслышал (у рабочих как раз обвалилась одна из стен, и они торжественно оглашали родословную предыдущей бригады, которая стену ставила), и пришлось, судорожно подхватывая рассыпающийся на отдельные лоскуты наряд, бежать за ним и дожидаться, когда мы наконец доберемся до звукового барьера. — Стой, вулканы тебя поглоти! — рыкнула я, дернув ищейку за руку.

Он, похоже, только сейчас обратил внимание, что я несколько неодета, и смущенно меня отпустил. Я воспользовалась передышкой, приводя в порядок свой наряд. Танцевать предполагалось в облаке летящих полупрозрачных шелков, — а чтобы летали они как положено и вызывали религиозное благоговение, а не желание досмотреть стриптиз в отдельной кабинке, вокруг бедер и груди наматывался двухсторонний скотч, а от тяжелых медных браслетов на руках протягивалась к длинному подолу незаметная леска. Посланницы Равновесия традиционно выступали босиком, но мраморный пол есть мраморный пол, так что расставаться с обувью никто не спешил, и мое воздушное платье удачно дополняли старые растоптанные сапоги со сбитыми носами, до середины голени залепленные рыжей пепельной коркой. Их ищейка и изучал с особым тщанием, пока я обматывала ноги скотчем и проверяла крепления на браслетах.

— А я-то все гадал, как оно на вас держится, — прокомментировал он, когда я прекратила скрипеть рулончиком клейкой ленты, и задумчиво потянул меня за декольте. Шелк провокационно шелестел, но держался намертво. Я насупилась и шлепнула его по руке.

— Теперь мне предлагается гадать, будешь ли ты держать язык за зубами? — уточнила я. — Что случилось? — выглядел ищейка и впрямь неважно, как будто его болезнь вдруг решила вернуться: глаза снова заплыли и слезились, нос покраснел, и дышал он с явным трудом. Впрочем, мои сомнения по поводу его многострадальной печенки капитан тотчас развеял, просто заявив:

— А меня отравили… — и виновато развел руками.

Я подобрала челюсть, проглотила все возмущения по поводу его терпеливого ожидания, пока я наведу марафет, и присмотрелась повнимательнее. Навскидку все симптомы напоминали самую обычную аллергию, но в желудке явно творилось что-то не то.

— Как? — коротко спросила я, уже по своей инициативе хватая его за руку и утаскивая к ученическим классам. Теперь уже Рино обреченно болтался в арьергарде, на ходу докладывая:

— У меня было свидание с Мией, — смущенно сообщил он. — И, в общем, она предложила выпить, но у нее оказалось только сухое вино, а я его терпеть не могу! Мне тогда сразу показалось, что Мия как-то странно занервничала. Я спросил, нет ли чего-нибудь другого. Ну, она и предложила мне апельсиновый сок… — тут ищейка громогласно чихнул, и я с нервным смешком предположила:

— Тебе показалось, что отказываться второй раз неприлично, и ты отпил, наплевав на аллергию на цитрусовые? А через некоторое время почувствовал резь в животе…

Ищейка молча кивнул и грохнулся на алтарь, машинально швырнув запыленную куртку на пол.

— Ты же правша? — спросила я, подправляя кривоватую ученическую пентаграмму.

Еще один кивок. Я взяла его левую руку и примостила в центр рисунка, куда обычно складывали материал для обмена.

— Будет больно, — предупредила я.

— Что, еще больнее, чем с печенкой? — уныло уточнил ищейка, и из уголка его левого глаза протянулась мутно поблескивающая слезная дорожка. В другой ситуации я бы не преминула его на эту тему подколоть — понятно, что это еще одно проявление аллергии, а вовсе не боязнь лечения, но как тут устоять? — но сейчас Рино вряд ли оценил бы подобный юмор. Впрочем, от излишней честности его состояние не спасет:

— Конечно, — охотно подтвердила я, вручая ему скатку из чистой кожи. — Тогда я меняла только печень. А сейчас мне придется выводить токсин разом из пищеварительной и кровеносной систем. Процесс, знаешь ли, помасштабнее будет.

Ищейка с обреченным видом зажал скатку в зубах и зажмурился, намертво вцепившись правой рукой в крюк. Я посерьезнела, примеряясь.

— Слушай. Я выведу токсин через ладонь левой руки. Будет действительно больно, но мне нечем ее закрепить. Тебе придется удерживать руку самому. Можешь сжать в кулак — главное, не в процессе, а то заляпаешь мне платье, и Верховная уроет тебя безо всякого яда. Ясно?

Рука в центре пентаграммы понятливо продемонстрировала мне непристойный жест, после которого всякая жалость к этому неблагодарному хамлу улетучилась без следа, и сжалась в кулак.

— Кстати, а кто такая Мия и какого хрена ты гуляешь по свиданиям, не долечившись, когда у нас тут на принца покушаются? — озадачилась я.