– Итого – четыре. Сюда бы еще добавить пациентов с психическими и неврологическими заболеваниями.
– Есть старик с болезнью Альцгеймера и один местный небуйный сумасшедший. Подойдут для начала?
– Да. И еще бы найти женщину с проблемами деторождения.
Абрамов посмотрел на профессора с подозрением.
– Это интересная мысль, профессор, но только как вы собираетесь проверять, излечилась ли женщина от бесплодия? Ей добавить в палату мужа? А если такового не имеется?
– Ваня! – упрекнул профессор хирурга.
– Я мыслю практически, – заметил Иван и засмеялся.
А потом посмотрел на Дмитрия Владимировича и вдруг посерьезнел.
– Надеюсь, вам не приходила мысль в голову попробовать действие «слез» на муляжах? Вдруг умершие излечатся от смерти? У нас семь артефактов, у вас – говорящая фамилия. Магия какая-то получается.
– Нет, такое мне в голову, товарищ полковник, не приходило, – профессор то ли обиделся, то ли рассердился на хирурга. – И, если вдруг такое случится и человечество излечится от смерти, как ты выразился, мы ничего, кроме головной боли, не приобретем. Бессмертие – это катастрофа. С таким-то огромным населением на планете. Особенно с учетом расширения Зон.
Иван пожал плечами и вернулся к обсуждению:
– Как бы там ни было, в случае удачно проведенных экспериментов нам предстоит выяснить, является ли излечивающее действие артефактов постоянным. Излечивают ли они организм полностью, или пациентам придется все время иметь артефакты при себе. Тут много нюансов, Дмитрий Владимирович. Всегда надо помнить, что эксперимент может и провалиться.
– Может. Но мы все же с тобой верим в лучшее, не так ли? Методологию будем разрабатывать в процессе, в зависимости от того, как будет реагировать на соприкосновение с артефактами организм человека. Торопиться не будем.
– А с детьми Зоны будете экспериментировать? – осторожно спросил Иван. – Официально они считаются мутантами, а мутация – это тоже изменение организма, зачастую сродни болезни.
– Пока рано что-то говорить, хотя такие мысли мне приходили в голову, – признался профессор. – Но не будем бежать впереди паровоза. Нужно провести исследования прежде всего с обычными людьми. И лишь потом, при удаче, переключиться на болезни, принесенные из Зоны, и мутации.
Дмитрий Владимирович вдруг нахмурился и посмотрел в окно. Взгляд его блуждал, словно профессор погрузился в себя, оглядываясь далеко-далеко в прошлое.
Глава 4
Туман
В Подмосковье стояла глубокая промозглая осень. После нее жизнь в Абхазии обернулась волшебным возвращением в лето. Семью Лазаревых поселили в общежитии для персонала санатория, выделив им три комнаты. Дмитрий на следующий же день после прибытия вышел на работу. Нашлась работа и для Маши. Трехлетнего Сашку отдали в детский сад. Потекла спокойная, без стрессов, сигналов тревоги и экстренных ситуаций жизнь. Дмитрий понял, что отдохнуть от жизни в Подмосковье требовалось в первую очередь ему самому, и в очередной раз поблагодарил своего директора Николая Петровича за оказанную помощь.
Влажный климат субтропиков действовал расслабляюще. Дмитрий следил за женой и отмечал, что она, обычно напряженная, становится все спокойней. Отсутствующее выражение, которое часто не сходило с ее лица, появлялось все реже и реже. В глазах проснулся настоящий, не механический, интерес к окружающему. Маша с любопытством разглядывала местные растения, иногда подходила к ним, гладила листья, то мягкие бархатистые, то гладкие, жесткие восковые. А потом вдруг начала собирать гербарий, изучать флору, рассказывать о своих изысканиях Дмитрию. Лазарев не знал, радоваться ли внезапному увлечению жены или нет. Но он замечал, что, когда Маша занималась своим хобби, на ее лице проскальзывала легкая, почти счастливая улыбка, которую он уже очень давно не видел. Вот только сына Маша по-прежнему игнорировала.