– Будет здорово увидеть его. А теперь расскажи мне об этих скелетах. Все это звучит совершенно невероятно, да?

Я открываю рот, чтобы заговорить, но она продолжает:

– Я имею в виду, если только полиция не нагрянет к твоей бабушке и не расстроит ее кучей вопросов. Скажи, как зовут того полицейского, который беседовал с вами, и я выясню, что именно они собираются делать. Я…

Я чувствую, как у меня начинает болеть голова. Я безумно люблю свою мать, но, боже мой, она никогда не умолкает.

Я позволяю ей болтать дальше, пока мы идем к машине. Том стоит, прислонившись к «Мини Куперу», на его лице смущенная улыбка – как обычно в присутствии моей матери. Снежок обнюхивает землю у его ног.

– Том! – восклицает мама, бросаясь к нему и обнимая его за шею, ее звенящие браслеты едва не прищемляют его ухо. Он смотрит на меня поверх ее плеча, подняв брови, и я с трудом подавляю смех.

– Рад вас видеть. Хорошо долетели? – спрашивает Том, высвобождаясь из ее объятий.

Мама пренебрежительно машет рукой.

– Жуткая теснота. Я была зажата между двумя очень широкими пассажирами, но… – она пожимает плечами, – вот я здесь. И должна сказать, что погода здесь лучше, чем в Сан-Себастьяне.

Я смотрю, как мама неуклюже забирается на заднее сиденье, а Том берет ее чемодан и ставит его в багажник. Мы обсуждали, что с появлением ребенка нам действительно стоит сменить машину на четырехдверную, но расширение коттеджа съедает все наши финансы.

– Мне не терпится увидеть коттедж, – говорит мама, подаваясь вперед и держась за спинку сиденья Тома, когда я выруливаю с парковки. – После того как поговорила с тобой по телефону, я нашла документы и сразу позвонила поверенному…

Конечно же, она позвонила. Держу пари, мама занималась этим делом с той самой минуты, как я положила трубку. Но я благодарна, что мне не пришлось разгребать это самой.

– Судя по всему, твоя бабушка купила коттедж в марте семьдесят седьмого года и жила там, пока не сдала его в аренду весной восемьдесят первого. Потом она купила дом в Бристоле. – Мама выпаливает все это без передышки.

– Значит, вы с ней какое-то время жили в коттедже? – удивленно уточняю я. – Ты можешь это вспомнить?

– Хм-м… Нет, не совсем. Мне было три года, когда мы уехали. Но, может быть, если я увижу его снова, это подстегнет мою память.

– Обстановка там несколько старомодная, – объясняю я. – Особенно кухня, хотя Том превосходно разбирается со всеми остальными помещениями. – Я улыбаюсь мужу. – К сожалению, в свободной комнате все еще ярко-желтые стены.

Мама смеется.

– Это меня в высшей степени устроит. Расскажи мне подробнее, как дела у твоей бабушки?

Я смотрю на маму в зеркало заднего вида. Она сняла шляпу, и ее темно-карие глаза светятся от волнения, но за этим волнением есть и еще что-то – боль, которую она пытается скрыть. Мне интересно, что на самом деле происходит между ней и Альберто. У меня постоянно складывается впечатление, будто мама от чего-то убегает.

Я открываю рот, чтобы заговорить, надеясь, что на этот раз меня не прервут.