Записано в протоколе с моих слов верно и мною прочитано.

Подпись.

Допросил оперупол. [нрзб.]

Сержант госбез. Подпись.

Ему мерещился Харьков и комсомолячья молодость, от которой сегодня тошнило.

Но он не признавался себе в этом, гнал воспоминания в сторону, при этом на допросах извивался как уж, — впервые ему стало противно бороться за себя, да и сам себе он стал противен.

Его посетило сомнение. До этого мига он верил, что несправедливость можно победить.

— Я же им всё объяснил. Кажется, логично. Кажется, точно. Они же должны были вникнуть… в конце-то концов!..

Не вникли. Не захотели вникать.

— Выпустите меня отсюда!.. Я вольный. Я честный. Я трудолюбивый.

Не слышат. Не слушают.

— Я еще много могу сделать хорошего в этой жизни. Я верю, и вы мне поверьте.

Не верят.

Что делать в этой ситуации?

Придумал. Нужно потребовать, чтоб была экспертная комиссия.

Экспертную комиссию создали.

И что?

Экспертная комиссия сплясала под дудку НКВД.

Семен получил в дополнение к доносам и обвинительным показаниям коллег сильнейшие подтверждения вины.

— Ты этого хотел, Жорж Данден! — с горечью процитировал я ходячую фразу из Мольера. Новые допросы показали, что обвинение не будет пересмотрено. Отец понял, что ничего не доказал.