Тогда, может, что-то взять издалека и Пушкина, к примеру, процитировать? Или Блока? Или (недавно попалась на глаза поразившая меня строка) — из Аристотеля (!):
Вот уж прямо относится к моему труду И оправдывает его.
— Ну что ты нам рассказываешь… Мы это всё давно знаем… Ничего нового!
Согласен. Ну что «нового» можно произнести мне, гному, после великих изъявлений Варлама Шаламова и Александра Исаевича?..
Но почему тогда так ноет сердце при чтении документов этой эпохи — беспощадной к человеку и безнравственной по определению? Ноет и не проходит.
Вероятно, потому, что всякий ДРУГОЙ человек — это другая жизнь, другая история, — и ПОВТОРА тут нет и быть не может.
По смерти Сталина 5 миллионов человек находились в неволе — и у каждого своя ошеломительная судьба, своя боль, свое страдание. Плюс «члены семей изменников Родины» — к этой категории я принадлежу и, пока жив, должен исполнить СВОЙ долг — памяти страдальцев — мамы и отца.
Нет, не будет у моей пьесы никакого эпиграфа. И не потому, что не могу выбрать. Просто хочу, не будучи первым (а это для меня не важно."), в КОТОРЫЙ РАЗ дать современнику и потомку глубоко ЛИЧНЫЙ взгляд на то, что случилось, как говорится, «со мной и страной».
Свет в зале гаснет. Представление начинается…
Часть первая
Семен и Лидия
Пролог
Из полутьмы, из небытия, из далекого уже и отвратительно пыльного закулисья выплывает фигура Матери.
Мама. Звал меня?
Я. Нет, мама. Просто хотел тебя увидеть. Я скучаю по тебе, мама.
Простые слова — хорошие слова. Старайся говорить проще!
Мама. Врунишка!.. В папочку! Если бы ты действительно скучал, то… А ты не был на моей могиле…
Я. Два года.
Мама. Три. Я даже думаю, что ты не сразу найдешь меня на кладбище.
Я. Прости.