— Да, Василий Викторович…

— Сразу видно. И на кого же ты работаешь?

— На Лазуренко.

— Известная личность.

— Да уж.

— И давно?

— Давно!

— Значит, со мной — это задание?

— Нет, с тобой — все взаправду, и если ты наберешься терпения и выслушаешь меня, я постараюсь все объяснить. — Дин не почувствовал фальши в ее словах, только горечь.

— Ну, что ж! Валяй! — он подошел к мини-бару, налил в стакан водку и пиво, сел в кресло и зажег сигарету.

— Я рассказывала тебе, когда и как попала в Москву, чем занималась, чтобы выжить. Я уже три года проработала в шоу, когда однажды ко мне после выступления подошел мужчина лет сорока и попросил уделить ему время. Он был явно не из завсегдатаев нашего заведения и не из тех, кто хочет поразвлечься с доступной, за хорошие, правда, деньги, девушкой. Но от него исходила какая-то мощная энергетика, уверенность в себе и в том, что я не откажу. Так оно и вышло. Мы сели в мою машину, где он представился полковником ФСБ и сказал, что они заинтересованы в сотрудничестве со мной. Тогда они вели наблюдение за одним весьма влиятельным в Москве человеком, который часто бывал в нашем заведении и проявлял ко мне интерес. В мою задачу входило войти с ним в контакт, узнать его привычки, проследить связи, что я с успехом и сделала. Через полгода Гондалев…

— Борис Иванович? — перебил ее Дин, подлив себе еще пива и закурив очередную сигарету.

— Борис Иванович дал мне другое задание. Я бы ни за что не согласилась с ними сотрудничать, если бы почувствовала, что меня просто используют, как живца на рыбалке. Все было по-другому. У нас сразу сложились такие отношения, будто я для него — очень важный человек…

— Ну, Борька — известный агентурщик! — заметил Дин.

— Разрабатывая очередную операцию, — продолжала Лана, — он не только посвящал меня в ее замысел, хотя может, и лукавил при этом, не знаю, но и тщательно обсуждал со мной все детали предстоящего дела. Да, да, именно дела. Потому что то, чем мы занимались, было важно не столько даже для него…

— Сколько для судеб нашей многострадальной Родины, — насмешливо закончил фразу Дин.

— Не ерничай! Именно так. И хорошо, что ты это сказал — я не умею говорить красиво, от высокопарных слов меня просто тошнит. Но дело не в этом. Мы разрабатывали тех представителей тогдашней российской элиты, которые целенаправленно тащили страну в болото, прикрываясь красивыми словами о светлом будущем. А я с детства этих горлопанов терпеть не могла. В общем, со временем Гондалев стал привлекать меня к более серьезным операциям, связанным, скажем так, с устранением особо одиозных персонажей. Видимо, я прошла испытательный срок, и он мне предложил учиться, то есть стать профессионалом, работающим под прикрытием. Я согласилась. К тому времени мне настолько обрыдли все эти сытые рожи, которые я наблюдала каждый вечер, что придание осмысленности моей жизни было настоящей палочкой-выручалочкой.

— То есть моя рожа тоже обрыдла, — с ноткой обиды в голосе даже не спросил, а как бы подытожил ее слова Дин.

— Твоя — нет! Ты никогда не хамил, всегда корректно вел себя с девчонками, был щедрым и добрым, ты вообще был всеобщим любимчиком, — при этих словах Дин невольно расплылся в улыбке.

— Не улыбайся, как чеширский кот! Я, конечно, форменная дура, что тебе об этом говорю, но многие девчонки были в тебя влюблены: такой представительный, богатый, независимый, не склонный к самолюбованию, в общем, настоящий мужчина.