— Скажите, а кто вы в прошлом? По профессии.

— Военный. Горжусь, что моя Родина — СССР, что я — сын советского генерала, что состоял в КПСС. Горжусь, что я советский офицер. Знаете, я уверен, если, скажем, году в 2010-м тогдашняя российская армия сошлась бы в схватке с вермахтом образца 43-го, и не применялось бы ядерное оружие, то «дорогие россияне» были бы разбиты за месяц. Максимум — за два.

Артемьев задумчиво покачал головой:

— Может быть, и так. Но вы не ответили на вопрос. Кто же виноват в распаде?

— А какие вы можете выдвинуть версии?

Артемьев вдруг осознал, что этот вопрос его никогда особенно не интересовал. До краткой встречи с Таубергом он вообще над ним не задумывался. Да и сейчас этот вопрос вряд ли волновал его, но он чувствовал интерес к старику, как к музейному экспонату. Отзвуку того бесконечно далекого, великого и загадочного, что в его стране презрительно именовалось «совок».

— Не знаю, — честно сказал он, — скорее всего, тогдашний режим.

— Двойка, молодой человек. Виновно то скопище засранцев, которое высокопарно именовали «русским народом». А режим… Что режим? Никакого приличного режима у этих недочеловеков быть не могло. Я еще в «лихие девяностые» говорил, что режим меньше всех виноват. Режим — это естественное отражение народа. Можешь менять его хоть пять раз в день, когда народ из одних мразей состоит, то на место одних мразей неизбежно такие же придут. Ну ладно, на сегодня политзанятия окончены. Давайте перейдем к делу. Вы прекрасно поняли еще в кафе на набережной, что наша встреча не случайна. Кстати, книгу прочитали?

— Читаю.

— Интересно?

— Не столько интересно, сколько познавательно. Должен сказать, что спорить с автором трудно.

— Хорошо. Но книгу мы с вами как-нибудь потом обсудим. Сейчас поговорим о перспективах сотрудничества. Вам, надеюсь, понятно, что вы нужны нам, а мы — вам.

— Скажите, — перебил старика Артемьев, — в вашей иерархии вы стоите выше тех, с кем я встречался?

— Выше, — сухо сказал тот. — Выше меня только Господь. Мы вас не приглашаем в наши ряды, поскольку мы люди советские, а вы — «дорогой россиянин», но на работу по специальности принять можем. А это для вас, во-первых, деньги, во-вторых, крыша. Крыша, которая вас от «Криптоса» защитит.

— Вы обо мне все знаете?

— Все о человеке знает только Бог. Но знаем достаточно.

— А если я не приму ваше предложение?

— Тогда, по нашим расчетам, «Криптос» вас ликвидирует через две недели. Максимум через три.

— Вы наведете?

Старик поморщился: