Сказав это, он выскользнул наружу неуловимым движением, подобно элегантной и зловещей тени.

Стоя на коленях в часовне прекрасного здания, расположенного на расстоянии менее одного лье от Мортаня[18], Ардуин Венель-младший, которого все знали под именем мэтр Правосудие, молился, выполняя обещание, данное Мари де Сальвен. Молитвы о том, чтобы ее душа обрела покой, смешивались с обрывками воспоминаний и бессмысленных сожалений.

Четырнадцать лет. Ему было всего четырнадцать[19], когда он впервые поднял «меч правосудия», чтобы опустить его на шею приговоренного. Разумеется, в течение многих лет он был подмастерьем палача, своего отца, но вовсе не думал о том, что когда-нибудь должен будет занять его место, унаследовав после смерти отца эту должность. Смерть и страдания других людей стали частью его жизни, его профессией. Все вокруг относились с осуждением к ним, чьей работой было исполнять приговор, вынесенный судом. Отец и сын выполняли эту работу, имеющую самое прямое отношение к смерти. Палачи, рабочие скотобойни, душители бродячих собак, могильщики, предающие земле тех, кто при жизни был отлучен от церкви, а также хирурги[20] и костоправы, присутствие которых терпели за то, что те могли вылечить от ревматизма… Казненные преступники никого особенно не интересовали, разве что нескольких алхимиков, большинство из которых явно было колдунами. Поэтому из их продажи извлекалась самая мизерная выгода[21]. Некоторые из них все-таки продавали алхимикам так называемую «мазь палача» из человеческого жира, которая считалась наилучшим средством от любой боли.

Странное дело, Ардуин Венель-младший никогда прежде не искал ответа на вопрос, в чем заключается его предназначение. Их династия палачей началась с его прадеда, отъявленного негодяя, грабителя и убийцы. Будучи арестованным и приговоренным к повешению, он, как и остальные, получил предложение спасти свою жизнь, согласившись исполнять эту должность[22]. И не упустил случая. Боже мой, он убивал за несколько мелких монет. А затем продолжил заниматься тем же, но с благословения закона и за гораздо большее вознаграждение. На сегодняшний день их династия существовала уже более столетия[23].

Ардуин всегда верил объяснениям отца – человека порядочного и набожного – и матери, которая тоже была дочерью «исполнителя» с востока королевства, так как никакая другая женщина не согласилась бы на такой унизительный и позорный брак. Создания Божии сбиваются с пути и совершают предосудительные поступки, противоречащие христианским законам. После того, как они будут преданы суду, разумеется, нужен кто-то, кто бы взял на себя исполнение приговора, избавив добрых христиан от необходимости осквернять себя убийством и пачкать руки в крови. Палачи были карающей десницей Бога и короля. Более того, они не осуждали, не приговаривали других людей к казни или мучениям. Они становились всего-навсего инструментами правосудия[24].

Однажды Ардуин, еще совсем юный, как-то возразил отцу:

– Но разве мы не являемся виновными, когда казним и причиняем страдания невинным, которых осудили несправедливо?

Отец успокаивающе произнес:

– Знаешь, я таких что-то маловато встречал. За всю жизнь меньше, чем пальцев на одной руке. И потом, что из этого? Это не мы послали невинную душу на костер или на эшафот, поэтому не нам за это и отвечать.

Ардуин больше никогда не задумывался об этом. До сегодняшнего дня.

Выйдя на эшафот босиком, в платье из грубой льняной ткани, в которое обряжали осужденных на смерть, с небрежно обстриженными волосами, Мари де Сальвен вдруг почувствовала, как один из стражников бесцеремонно толкнул ее в спину, и опустилась на колени перед священником, который потрясал распятием над ее головой. Тот тихо прошептал ей:

– Признайтесь же в своем преступлении и раскайтесь, дочь моя. Сейчас самое время.

Но Мари де Сальвен остановила его и твердо отчеканила:

– Я сказала правду!

Стражник поднял ее и поволок к костру настолько резко и грубо, что женщина споткнулась и едва не упала в пыль, покрывающую место казней.

Было еще раннее утро, поэтому толпа на площади была не такой густой, тем более что рынок тканей и животных в Беллеме начинал работать только днем. Его посещение всегда было желанной забавой, чем-то вроде увеселительной прогулки, которую совершали всей семьей. Тем не менее здесь было уже достаточно ротозеев, пребывавших в прекрасном расположении духа. Они игриво подталкивали друг друга локтями, обмениваясь шутками. Разумеется, сам костер интересовал их меньше всего. Всего лишь бесстыдница, которая утверждает, будто ее изнасиловали. Не убийца и даже не ведьма.

Мэтр Правосудие Мортаня уже ждал, напряженно выпрямившись. Он был одет в наряд, соответствующий его занятию, – капюшон с прорезями для глаз, облегающие панталоны из черной кожи, высокие ярко-красные сапоги. Мари непроизвольно поймала себя на мысли, что у ее смерти очень гордый вид. В половине туаза[25] от нее юноша, почти мальчик, обеими руками крепко держал факел. Мэтр де Мортань во второй раз громко произнес:

– Мадам, сестра моя во Христе, простите мне то, что я должен сейчас сделать.

– Я прощаю вас, палач…

Толпа дружно зааплодировала. Мари де Сальвен продолжила таким же громким голосом: