– Вы ее, видимо, там бросили, – сказал он, пристально глядя ей в глаза. – Раз вы тут сидите, значит, чтобы спасти себя, вы оставили ее там.

Глаза Бакстер превратились в две узенькие щелочки, дыхание участилось.

Сондерс тоже посмотрел на нее. Если она набросится на Грина, допрос можно считать оконченным, на защиту подозреваемого встанут привычная для полиции Лондона канцелярская волокита и армия бюрократов.

Это была игра, кто первый сломается.

– Я знаю, ты не такой, как остальные, – сказал Сондерс, – и не веришь во всю эту чушь. Тебе просто за это хорошо платят, верно?

Красавец-подозреваемый ничего не ответил.

– Насколько я знаю, – сказал он, – от ножевых ранений человек редко умирает сразу.

Бакстер стиснула зубы, ее руки задрожали от гнева.

– За что ты продался? – заорал Сондерс. – За деньги? За молчание? Стоп, подожди, а уж не педофил ли ты часом?

– Я не думаю, что она уже была мертва, когда вы ее бросили, – ухмыльнулся Грин, подначивая Бакстер.

Та вскочила на ноги.

Осознав, что выбранный им подход не работает, Сондерс сменил тактику:

– Послушай, а кто такая Эбби? – спросил он. – Вернее, кем она была?

На долю секунды в глазах Грина полыхнула ярость. Он вновь повернулся к Бакстер, но было уже слишком поздно – Сондерс нащупал в его обороне брешь и бросился на прорыв:

– Ага, твоя сестрица рассказала. Она ведь умерла, да? Интересно, что бы эта Энни по поводу всего этого сказала? Думаешь, гордилась бы тобой?..

– Эбби! – заорал на него Грин. – Ее зовут Эбби.

Сондерс засмеялся:

– Вот честно, чувак, мне насрать. Так, стоп… а не ты ли ее убил? – он заинтересованно подался вперед. – Если так, то я весь внимание.

– Да как ты смеешь? – прошипел Грин; его лицо налилось краской, проступили морщины, выдающие возраст. – Пошли вы оба нахер. Все это я делаю только ради нее.

Бакстер и Сондерс обменялись быстрыми взглядами, понимая, сколь значимым может быть это гневное признание, но Сондерс еще не закончил: