Она тупо смотрит на тяжелые блестящие предметы, которые лежат у нее на коленях. Это заводские консервные банки, два продолговатых жестяных цилиндра, обмазанные солидолом. На каждом стоит маркировка: «Мясо Тушеное. 1КГ»
Седой человек хлопает ее по плечу: теперь пора!
– Зачем тебе это?! Чего ты их накручиваешь?! Зачем?!
– Зачем? Зачем, спрашиваешь?
Отец Даниил отбрасывает от себя Егора, ногами отпихивает его. Они сидят друг напротив друга на полу, тяжело дыша.
– Зачем тебе этот идиотский поезд?!
– Поезд? Поезд, мальчик, должен проехать в Москву.
– Почему?! Что в нем?!
– А в нем вот такие же, как эти двое. Такие же, как те, которых ты на том берегу видел. Одержимые.
– Зачем?!
Егор вскакивает, отец Даниил поднимается тоже. Егор к нему шаг – он тоже шаг, от Егора. А потом бросается на Егора и плечом оттесняет его с прохода. Егор, оскальзываясь на паркете – таком же еловом паркете, как во всех коммунальных квартирах – бросается к двери, чтобы отрезать отцу Даниилу путь, но тот вместо этого одним скачком влетает в комнату – где в изоляторе устроена его спальня.
Егор колотит в дверь.
– Жорка! Открывай, сука!
На лестнице крики, беготня, но к двери никто не подходит. Тогда Егор делает шаг в комнату к попу. Тот стоит у окна, плечи ходят вверх-вниз – никак не может отдышаться.
– Зачем тебе поезд пропускать?! Что, они вылечат их там, в Москве?!
– Лечить?! Не-ет!
Отец Даниил качает пальцем.
– Они их там не будут лечить. Мы-то пытались лечить. В обители нашей. Пытались усмирять одержимых. Плоть умерщвлять. Заговаривать. Изгонять бесов. От грехов ограждать. И так просто… В тишине, в покое. Нет. Ничего. Затихнуть могут, сколько-то пробудут тихими, а потом опять. Если человеком единожды бесы овладеют, то это навсегда. До самого конца.
Егора начинает знобить. Волосы на загривке поднимаются. Если бы он не видел сам тех людей в реке… Тех людей на мосту… Они ведь
Он стоит как вкопанный.