В маленьких глазках Урванги промелькнуло что-то, напоминающее беспокойство. Рычание стихло, и через мгновение сменилось жалобным рёвом. Так не кричали даже пленники, которых дикарь, по приказу адмирала, разрывал на части, для устрашения недовольных. На глазах притихшей от ужаса команды рука туземца почернела, сморщилась и вдруг рассыпалась чёрной пылью. Лёгкий бриз разметал её… А Урванга, упав на палубу, катался с жалобным рёвом, зажимая рукой плечо. На желтоватой коже не осталось ни малейшего намёка на то, что здесь только что была рука.
— Это пример, — доходчиво пояснил Хозяин, вставая и глядя в окаменевшее лицо адмирала, — То же самое произойдёт с любой ногой, ступившей на этот берег. Кстати, это очень больно.
— Ты меня не запугаешь, королевский прихвостень! — зашипел Одноглазый Питер и взмахнул кортиком.
В тот же момент со всех сторон хлопнул десяток пистолетных выстрелов. Кошчи покачнулся. Затем, как надоедливых мух, смахнул с плаща расплющенные пули и с сожалением произнёс:
— А ты глуп, Питер! И как ты ухитрился стать адмиралом? Ни один Король давно не вмешивается в здешние дела, потому что здесь есть Хозяин. Прощай, я даже не буду смеяться над твоей глупостью, это сделают другие.
С носа флагманского галеона раздался дикий хохот. Все пираты невольно взглянули туда. Мёртвые головы, висевшие на бушприте, заливисто ржали над своим бывшим адмиралом. Они раскачивались, корчили рожи, показывали ему язык… Когда же побелевшая от ужаса команда обернулась на Хозяина — палуба была пуста.
София встала рано утром, приготовила завтрак своей опекунше — вдове бывшего городского архивариуса Клваш, вычистила большой ковер, который ей привезли в качестве подарка её двоюродные братья. Они тоже были сиротами, тоже совершеннолетними, но могли распоряжаться своей жизнью по той простой причине, что были мужчинами. А молодой девушке до замужества не позволялось почти ничего. Вдова Клваш была очень строга, и даже тот побег в Замок к хозяину София считала удачей.
Хозяин… обаятельный мужчина вне возраста с худощавым телом и мудрыми холодными глазами, стоял у неё перед глазами. И слова: «Ты хорошая собеседница, а мне этого стало не хватать», не выходили у девушки из головы.
Она быстро сбежала по деревянной лестнице вниз. В старой конюшне, где уже лет сто не было ни одной захудалой лошадки, стоял статный жеребец. Черный, словно уголь и с таким же именем.
— Уголек, — нежно пропела София, гладя пофыркивающего жеребца по морде. У неё никогда не было лошади. Но у её лучшей подруги, Сильвии, был целый выезд. Когда вдова встречалась с матерью Сильвии, чтобы перекинуться партию в карты, девушкам разрешалось покататься в парке под окнами в сопровождении слуг. Теперь же у неё свой конь!
Когда София вернулась от Кошчи, Уголька увидела опекунша Софии. Она воскликнула: «Какие добрые у тебя братья!» Девушка очень обрадовалась, что не пришлось лгать старой женщине, и смолчала, улыбаясь. Она провела с Угольком весь день, вычищая его черные бока и заплетая гриву в множество косичек с цветными ленточками. Жеребец неодобрительно фыркал, но терпел.
В морде животного София наконец нашла приятного собеседника. Конечно, у неё была подруга. С Сильвией можно было поговорить о нарядах, о мальчиках, даже пожаловаться, но все-таки между ними была пропасть. София, бедная горожанка, сирота, и Сильвия, дочь богатых родителей, зажиточных горожан, у которой нет отбоя от женихов.
Что греха таить, София всегда немного завидовала подруге. Её общепризнанной красоте: Сильвия была высокой фигуристой девушкой с маленькой ножкой, звонким голоском, голубыми глазками и пухлыми губками. София же была мышкой: невысокая, худенькая, с карими глазами и черными волосами, доставшимися ей от отца — иноземца. И одним единственным красивым платьем, припрятанным вдовой Клваш и подаренным ей на совершеннолетие. Тогда она впервые попала на бал в городскую ратушу. София так ждала этого дня, который изменит всю её жизнь. Она сутками кружилась в этом прекрасном платье перед зеркалом, отрабатывая движения танца…
Но жизнь оказалась прозаичнее. Платье это безнадежно устарело. На неё смотрели, как на пугало, показывали пальцем. Никто из молодых людей не пригласил её танцевать. София так и сбежала с бала, в слезах, с разбитыми мечтами.
Но Хозяин, Кошчи, смотрел на неё иначе. Ему было без разницы, насколько модно её платье. Ему была интересна она. И от этой мысли внутри девушки все сжималось. Каждый раз, думая о нем, она сжимала в объятиях Уголька и целовала его мохнатую морду.
— Что со мной? — смеясь, спрашивала она своего нового друга. — Что со мной?
Но Уголек только стриг ушами, нетерпеливо перебирая копытами, и иногда тянул девушку к выходу, словно говоря: «Ну что мы тут стоим? Давай, полетели на волю!»
— Не могу, Уголек, — качала головой София.
Вот такая жизнь незамужней горожанки: стоит начать делать то, что тебе по душе, сразу попадаешь в черный список. И не видать тебе больше ни приемов, ни балов… хотя София этого и так не видела. Но главное у тебя больше не будет шанса удачно выйти замуж. А это, как говорит вдова Клваш, есть цель любой благовоспитанной девушки.
Когда приезжают братья, уже становится веселее. Они в свои двадцать лет уже объездили полмира и знают столько забавных и добрых историй… Наверняка в их жизни не все так весело и безоблачно, но близнецы никогда в этом ей не признаются. Они изобретатели, на вольных хлебах. Профессия у них опасная и не очень денежная. И друзья им под стать. Вот поэтому вдова никогда не позволяет им приводить с собой друзей. София понимала, вдова заботится о ней. Она добрая и желает только лучшего. Но самой Софии и не надо этого благополучия.