Джамаат, блин… Начинаю рассказывать. Народ заинтересованно слушает, что-то отмечает про себя. Если так, по гамбургскому счету — лучший опыт в борьбе с терроризмом — есть только у израильтян. Мы не выходим из войны уже сорок лет, с семьдесят девятого года, с Афгана — мы воюем и воюем. И это… еще один камешек в копилку, так что те, кто хочет выжить — внимательно слушают и мотают на ус…

— Надо было вдвоем работать… — заключает усатый, на иракский манер майор-мусташар[12] — в одну харю троих не снимешь, даже с СВД.

— Тогда бы тот грузовик скрылся — возражает другой.

— Не с кем было бы скрываться…

Обычный треп. Внезапно — конвой останавливается, и все, единым движением — разворачиваются к бойницам. Эти сорок лет, сорок воюющих лет — сделали русскую армию, наверное, самой сильной в мире, сильнее американцев, если так. Наши, кстати, в прошлом году сталкивались с американскими спецназовцами в Иордании на международных соревнованиях. Сделали их как котят.[13] Весь треп разом прекращается, наступает напряженная тишина.

— Всем машинам, работаем Монолит… — проходит команда по связи — принять готовность два и доложить

Монолит — условное обозначение, обозначающее остановку и необходимость выстраивания защитного порядка. Бронетранспортеры расходятся, карабкаются по склонам вади, взревывая моторами. Застывают, уставившись в пустыню скорострельными пушками. Сейчас не Чечня девяносто пятого и не Чечня девяносто девятого, и в каждой машине — по тепловизору… только разница мнимая. Вади… вся эта безжизненная пустыня как будто в морщинах и подкрасться по этим разломам и промоинам в земле на дальность гранатометного выстрела — вполне возможно, не говоря о дальности выстрела из крупнокалиберной снайперской винтовки….

По связи идут доклады о занятии позиций, принятии готовности. Я выбираюсь из бронетранспортера, с наслаждением вдыхаю ночной воздух пустыни, сухой как дыхание песчаного дьявола. До сих пор — бедуины верят в рассказы о духах пустыни, похищающих ночью людей. Мы то знаем, что некоторые из этих рассказом не лишены научного основания.

Делать особо нечего, холод приводит меня в чувство, относительно бодрое после жары и всех дневных перипетий. Подсвечивая себе под ноги, бреду к КУНГу с уже развернутой спутниковой антенной. Вован идет следом тенью. У КУНГа окликивает охрана — но опознает и успокаивается. Дверь КУНГа открыта вниз — сброшена приставная лестница, из двери — сочится нежилой, бледный свет экранов и индикаторов.

Что происходит — я уже знаю. Ударный самолет уже поднялся с аэродрома Тикрит-Юг, повстанцы его называют «осиное гнездо», потому что там эти самолеты и базируются. Это один из трех тяжелых штурмовиков, закупленных Ираком — один они купили китайский, на базе Y9, но два других — брали уже у нас. Китайский самолет — оснащен довольно бестолково: мало следящей электроники и пушечные системы целых пяти калибров, вдобавок, он сделан на базе китайского аналога Ан-12 и уступает нашим по всем показателям. Наши — сделаны на базе Ан-70, оснащены самой современной электроникой — лицензионной французской, на борту — стомиллиметровая пушка от БМП-3 и две артиллерийские установки калибра тридцать миллиметров с бункерным питанием. Основной калибр — стреляет осколочно-фугасными, не уступающими шестидюймовому снаряду, а тридцатимиллиметровки — сделаны на базе морских многоствольных установок и способны в несколько секунд срыть с земли обычную для этих мест виллу. Вдобавок наш самолет — еще и несет на подкрыльевых пилонах ракеты самого разного назначения, от воздух-воздух типа Р-77, до воздух-земля типа Штурм-М и Гермес-А.[14] Оба наводятся как с борта самого самолета так и с внешнего целеуказателя, к примеру, группой спецназа, первый пробивает на двенадцать километров, второй — на испытаниях поразил цель с двадцати четырех километров, хотя паспортный максимум — восемнадцать. Иракцы пытались поставить на китайский штурмовик сербские ракеты Алан, с дальностью всего девять километров — но лучше бы они этого не делали…

Самолет — наша главная ударная сила, он должен барражировать в районе границы. На каком-то расстоянии от нас — мобильные группы преследования ведут ту племенную группу, которая пыталась оказать помощь Аль-Малику, а сейчас — пытается перейти границу. Допустить этого ни в коем случае нельзя. Мы и не допустим…

— Сатурн, я Стрелец два, цель в зоне видимости, повторяю — цель — в зоне видимости, прием…

— Стрелец два, держите цель, оставайтесь в режиме ожидания. Аскер, Аскер, выйдите на связь…

— Сатурн, Аскер на связи…

— Аскер, Стрелец два достиг Зоны — один, будет работать в ваших интересах, повторяю- Стрелец над вами, передан в ваше распоряжение. Подтвердите наличие цели…

— Сатурн, я Аскер, наличие цели подтверждаю. Цель — караван из девяти, повторяю — девяти транспортных средств, идущих в сторону границы. Пять машин вооружены, повторяю — пять машин вооружены, мы определенно видим оружие.

— Аскер, вас понял. Определите враждебность цели. Стрелец два, в случае если цель враждебна — работайте по целям, выданным Аскером, без дополнительного подтверждения, как поняли?

— Стрелец два, вас понял, перехожу в распоряжение Аскера, работаю по выданным Аскером целям.

— Стрелец два, верно, приступайте…

Еще десять лет назад — о таких возможностях нам было только мечтать — но то было десять лет назад. Караван из девяти машин — девять из десяти, что это духи, причем — те самые духи. которые нам и нужны. Но просто так убить их нельзя, здесь такого не поймут, да и по правилам — такое запрещено. Поэтому, группа Аскер предпримет самый простой и понятный всем местным племенам способ проверки. Такое здесь применяется уже несколько сотен лет. Если вы едете по пустыне и видите неизвестных людей, нормальная реакция такова: вы делаете несколько выстрелов в воздух над головами неизвестных. Если неизвестные настроены дружелюбно — они будут кричать «Афья!»,[15] кидать песок в воздух, размахивать руками. Если все не нормально — они откроют огонь на поражение, и можно будет стрелять в ответ. Совершенно законно и в духе законов бедуинов, никто не осудит за это. В составе группы Аскер были бедуинские проводники, потом — они расскажут о случившемся собравшимся авторитетам и вождям племен — и им поверят на слово. Потому что они бедуины, и потому что мужчина — бедуин может солгать только два раза в жизни — первый, и он же последний. Нет, его не убьют за ложь. Но он навсегда станет изгоем и никогда не сможет вернуть себе уважение. Без вариантов.