Глава 6

Она не была до конца уверена…

Точнее, не уверена совсем. Но Маше казалось, что Николай заинтересовался ею как женщиной.

Она косилась на него, особенно в те моменты, когда он мурлыкал под нос «У самовара я и моя Маша», и думала, не чудится ли ей это. Панкратов годился ей в отцы, но ее смущало не это. А то, что он постоянно рассказывал о своей покойной жене. Но при этом смотрел с обожанием на ее здравствующую тезку. Странный…

Они пили чай на веранде. Душистый, терпкий. С вареньем и белым хлебом, намазанным сливочным маслом. Казалось, ничего нет вкуснее. А самовар! Он барином стоял в центре стола. И придавал чаепитию шик, пусть и деревенский.

– У самовара я и моя Маша, – в который уже раз пропел Николай и обволок сотрапезницу ласковым взором.

– Это ваша любимая песня? – спросила та.

– Нет, но обстановка… Сами понимаете…

– Не понимаю. Я хоть и Маша, но не ваша.

– Простите, – тут же сник он. – Я отвык от женского общества. Супруга, покойница, все мои придури терпела. Но она умерла…

– Восемь лет назад, я помню. Может, хватит о вашей покойной жене говорить?

– Тогда о вашем муже? Я готов послушать.

– Он жив.

– Знаю. Вы говорили. Просто, может быть, вы хотите что-то рассказать о нем?

– Нет.

Как бы ни был вкусен чай, Маша решила, что пора топать домой. Общество Николая ее начало тяготить. Она решила доесть бутерброд с вареньем, запить его и топать к себе, как у калитки показалась интересная женщина в летах, которую Маша уже видела днем. Статная, русоволосая, с естественным румянцем. Красивая.

– Вот ты кобель все же, Гаврилыч, – нараспев произнесла она. – Утром – одна, вечером – другая!

– Извините? – Брови Николая взметнулись вверх и воспарили над очками.

– Я к тебе и так, и эдак… А ты вон что!