– Это интересно! – Анненков оживился. – А взрывчатку нормальную ты сделать можешь?

– Это смотря, что ты считаешь нормальной взрывчаткой… – штабс-капитан задумался, а потом спросил: – А чем тебя тринитротолуол не устраивает?

– Так вроде в снарядах сейчас пироксилин? – удивился Анненков и разлил ещё по одной.

– В наших – да, во французских и английских – мелинит, а в немецких – уже тол. Так что берёшь снаряд, аккуратно снимаешь взрыватель – и на водяную баню. Кстати, в наших снарядах крупного калибра – вообще амматол… А зачем тебе это?

– Да хочу мин наделать. А то хожу в тыл, как дурак. Тут же минно-взрывного вообще кот наплакал. Даже взрывателей нормальных и то нет.

– Ну, положим, взрыватель нормальный при наличии мастерской я тебе сделаю. Тол добудем, убойные элементы – тоже не проблема. Так что тут препятствий не вижу. Вот разве что какие-нибудь хитрушки типа замедлителя или еще чего – это проблема. Не в том смысле, что проблема сделать, а вот рассчитать точное время… Экспериментировать, однако, придется…

– Ну, так не боги горшки обжигают, верно, пан инженер?

Львов вскинулся:

– Слушай, ты по званию меня, конечно, крепко старше, да и по подготовке мне против тебя светит либо палата интенсивной терапии, либо погост, но я тебя, не шутя, предупреждаю: не называй меня так!

Рябинин посмотрел на нового товарища и молча кивнул. И лишь когда была выпита еще одна рюмка, тихо спросил:

– Так сильно ляхи напакостили?

– Даже еще сильнее, – мрачно ответил штабс-капитан. – Я из-за них в реанимацию загремел, работы лишился да еще под суд влетел так, что еле-еле отмахался…

И он кратко рассказал немудрящую историю о том, как приехали гордые ясновельможные паны на его завод и принялись «внедрять передовую технологию». Будучи начальником цеха, предназначенного на «модернизацию и интенсификацию», Маркин отчаянно сопротивлялся, хорошо представляя, что может произойти при перегрузке старенького оборудования, но никто не захотел его слушать. Ну а потом случилось то, что и должно было случиться: грянул взрыв. Начался пожар, ядовитый дым заполнил цех, а рабочие по обычному русскому разгильдяйству не удосужились взять на рабочие места противогазы. Начальник цеха вместе с аварийной командой вытаскивал своих мужиков, спасая от отравы и пожара, и сам наглотался ядовитых испарений так, что полгода провел в больнице. А выйдя, оказался под следствием: поляки попытались переложить вину на него. Маркин остался на свободе только потому, что следователь, сам недолюбливавший «ясновельможных», помогал, подсказывая инженеру, как и что лучше отвечать.

По окончании рассказа Анненков-Рябинин помолчал и спокойно пообещал больше никогда и ни при каких условиях не равнять товарища с поляками, чтоб им всем подохнуть, ну, кроме будущего маршала Рокоссовского и полярных летчиков Нагурского и Леваневского.

– Дзержинского с Менжинским позабыл и Марию Склодовскую-Кюри! – засмеялся Львов и вдруг посерьезнел: – А ты в курсе, что тебя в двадцать седьмом расстреляют?

– Да? А я полагал – раньше, – притворно удивился есаул. – Вот я и думаю: может, все-таки всех большевиков зачистим?

– А кроме них и ставить-то больше не на кого, – задумчиво произнес штабс-капитан. – И потом: мы сейчас с тобой знаем столько, что из тебя легко конкурент Буденному получится. – Тут он вдруг засмеялся, замахал руками: – Анне́нков, наш братишка – с нами весь народ! Приказ голов не вешать и идти вперед! – пропел он негромко.

Анненков тоже засмеялся.

– Как у тебя все легко выходит. А через кого к большевикам подойдешь?

Львов хмыкнул: