– Если вы о том пласте литературы, который посвящен попаданцам, то заметьте: хоть авторы и пишут от первого лица, это самое лицо принадлежит их персонажам, а не им самим.

– Не всегда. Может же…

– Чего только авторы ни пишут, – смирившись, признал Филин.

– Творческое допущение, – подсказала я.

– Уху, – уныло согласился Филин.

Филин оказался прав. С тех пор я не видела Ренриха, хотя в хижине периодически появлялись следы постороннего присутствия. Ренрих был небрежен и часто оставлял на столе немытую кружку. Сначала я обрадовалась: какое-никакое, а доказательство, что все у него в порядке. Потом начала раздражаться. А потом… в какой-то момент просто поставила рядом свою кружку. И в следующий раз обнаружила, что чашка полна воды, а в ней плавает странный пушистый зеленоватый цветок.

Потом Ренрих стал писать мне записки. Каждый раз они начинались со слов: «Ты, конечно, знаешь, что со мной произошло, но…» Он никогда не спрашивал, что будет дальше. А я не отвечала: Филин строго предупредил, что это нежелательно. Мало ли какие пойдут «возмущения». Уж не знаю, что там могли бы быть за возмущения, но я все же послушалась. Поэтому просто читала послания Ренриха и по большей части улыбалась. Ко всему, что с ним происходило, он относился с иронией.

Жизнь у меня налаживалась. С Иваном мы иногда сталкивались на улице, здоровались, и на этом, в общем, все заканчивалось. Я даже не интересовалась, появился ли у него кто-нибудь. Валю я ему бессовестно сдала. С сестрой мы, кстати, с тех пор не разговаривали.

Зато меня перевели в другой отдел и даже повысили.

Книгу о Ренрихе я писала целый год. Читатели утверждали, что в ней сильны мотивы поиска себя и своего жизненного пути.

Наверное, я специально затягивала с завершением. Слишком привыкла к нашим с Ренрихом воображаемым встречам, к его голосу, который я слышала каждый раз, когда читала очередную запись.

Но рано или поздно книга должна была закончиться. Я понимала, что Ренрих не в курсе того, что его ждет в финале. Он никогда не спрашивал. Наверное, ему Филин тоже сделал внушение.

После того как последняя глава была дописана, свидетельств возвращения Ренриха в хижину больше не было.

Ренрих выбрал свой мир и остался в нем. Вот и все, что я знала. По крайней мере, так сказал Филин. Правда, его «Вам совершенно не о чем беспокоиться, Виктория Романовна», не звучало убедительно. Хотя наблюдатель стал более открытым и… человечным, что ли. Начал понимать «информационную нагрузку» некоторых эмоций. Он время от времени заглядывал в гости. В хижину, разумеется. Появлялся со строгим видом, но никогда не отказывался от стакана молока. Или чашечки кофе с молоком. Чая с молоком. Какао… В общем, Филин любил молоко. Я не могла представить, что ему теперь придется вернуться к своему хаосу и слиться с ним, потеряв себя. И однажды задала прямой вопрос. Наблюдатель как-то неловко улыбнулся и сообщил, что его степень индивидуализации была признана критической. Так что теперь он что-то вроде посла доброй воли с правом неприкосновенности. В смысле – его признали самостоятельной личностью и освободили от необходимости возвращаться. Филин по-прежнему выполнял обязанности наблюдателя и вроде даже стал более эффективен, хотя это его озадачивало. Бедняга.

Был уже декабрь, стоял жуткий гололед. Я упала на пороге офисного здания, в котором работала. Получила сотрясение и сломала ногу. Пришлось обратиться к Вале за помощью. И сестра неожиданно откликнулась с таким энтузиазмом, что напугала меня своей кроткой заботой. Хотелось поинтересоваться: уж не подменили ли Валю двойником? Не то, чтобы мы помирились. Но что-то вроде нейтралитета между нами установилось.

И вот я сидела дома на больничном и пила кофе.

Новых книг пока не хотелось. Я после завершения каждой истории чувствую себя немного опустошенной. А тут…

Тут было другое. Я никак не могла попрощаться с Ренрихом. Книга была дописана, но я все еще… не знаю, даже подумала как-то: не взяться ли за вторую часть? Чтобы впредь не приставал к автору с жалобами на несправедливость!

А сам ведь поди даже не скучает. Для него-то куда больше, чем год прошел по сюжету. Да и потом, после завершения книги ему, наверное, пришлось согласиться на стирание памяти. Странно, что он меня помнил, когда уже оказался в сюжете книги. Честно говоря, об этом я Филина так ни разу спросить и не решилась. А вдруг он не в курсе, что Ренрих появляется в хижине?

Внезапный звонок в дверь отвлек меня от бездумного созерцания ночного неба за окном. Наверное, Валя пришла. Вечно она без предупреждения. Такое настроение испортила!