— Бедный мальчик! Сегодня утром я получил от него телеграмму: он доволен путешествием.

Тэб взял шляпу. Прощаясь с мисс Эрдферн, он сказал:

— Надеюсь, вы расскажете мне когда-нибудь «другую историю»? Разумеется, если пожелаете… Я должен предупредить вас: полиция может обнаружить, кем была неизвестная дама, посещавшая Трэнсмира… Верьте мне, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам…

Она вдруг схватила его за руку и воскликнула:

— Двенадцать лет я жила под страшным гнетом! Из-за своего честолюбия!.. И если полиция заподозрит меня по той причине, что я внезапно покинула сцену…

— Так вы по этой причине покинули сцену?

— По одной из двух причин, — неохотно ответила она.

Уже стоя на пороге, Тэб задал ей давно мучивший его вопрос:

— Вероятно, вам известно, что находилось в потайном ящике, имитирующем кирпич?

— Я знаю лишь то, что там были документы, написанные на китайском языке.

— Не думаете ли вы, что они могут послужить ключом к разгадке таинственного убийства?

Она отрицательно покачала головой. Тэб улыбнулся ей и вышел из комнаты. Все его сомнения относительно мисс Эрдферн рассеялись: он понял, что беззаветно любит эту прекрасную девушку, любит давно, с того самого вечера, когда впервые ее увидел.

Веллингтона Брауна было трудно задержать: в полиции не нашлось портрета этого человека. Правда, у одного из пассажиров парохода, на котором Браун прибыл из Китая, оказался групповой снимок. Веллингтон тоже попал в объектив фотоаппарата, но лицо его вышло каким-то туманным и неясным. При помощи этого снимка и названных Тэбом примет один из лондонских художников набросал портрет, воспроизведенный потом почти во всех газетах.

Что касается Уолтерса, иначе Уолтера Феллинга, то он скрывался в небольшой комнатке гостиницы в одном из бедных и людных кварталов города. Он худел с каждым днем, и вряд ли даже самый опытный сыщик узнал бы его. У Уолтерса отросла борода, щеки ввалились — он очень изменился. Он знал, что ему нечего ждать пощады, — все улики были против него. Иногда по ночам, особенно в дождливую погоду, он отваживался выйти на улицу. Избегая кварталов, в которых его знали, он добирался до людной Рид-стрит, стараясь не попадаться на глаза полицейским. Он прочел все газеты, какие мог достать, и знал почти наизусть каждую строчку, относящуюся к убийству в Мэйфилде. Он недоумевал, почему Веллингтона Брауна сочли причастным к этому убийству. Но в любом случае известие о розыске Брауна его обрадовало: значит, не он один находится под подозрением.

Однажды вечером, когда он таким образом прогуливался по Рид-стрит, мимо него семенящей походкой прошел китаец. Слуга тотчас узнал И Линга — хозяин «Золотой крыши» часто бывал в Мэйфилде. Как на грех, Уолтерс в этот момент оказался под фонарем, лицо его было освещено. Однако китаец остался невозмутимым. Феллинг решил, что, погруженный в свои мысли, И Линг не обратил на него внимания.

И Линг после этой встречи продолжил свой путь по Рид-стрит. Свернув в узкий переулок, он остановился перед запертой дверью магазина и постучал. Дверь тотчас открылась, китаец вошел в темную переднюю и ощупью поднялся по скрипучей лестнице в одну из боковых комнат, освещенных четырьмя свечами. Стены комнаты были оклеены выцветшими от времени обоями. Единственным предметом мебели был широкий диван, на котором сидел пожилой китаец.

— Ио Ленг-Фу, как себя чувствует ваш постоялец? — спросил И Линг.

— Отлично, ваше превосходительство. Он спал весь день и только что выкурил три трубки. И выпил присланное вами виски…

— Я хочу его видеть.

И Линг положил на диван несколько монет. Старик взял деньги и проводил его наверх по лестнице в небольшую комнату, освещенную маленькой керосиновой лампой. На старом полинявшем матраце, на полу, лежал человек в одном нижнем белье. Веллингтон Браун с трудом приподнял голову и уставился на посетителя.