Вскоре после того, как отряд выехал из Пеньков, дорожная земля размякла, развязла, стала цепляться за лошадиные ноги, плевать грязью и словно тянуть назад.
«Дальше дорога, наверное, совсем испортится», – подумал Фаргрен.
Мысль его резко скакнула к сестре, и он ужаснулся: Ирма теперь порченая. Жива, но вряд ли счастлива.
Ведь порченых – тех, с кем случилась страшная беда в детстве, – считают приносящими несчастье. Порченых не любят. Не так, конечно, как оборотней, но… От снасильничанных детей отказываются, от украденных, проданных в рабство и потом каким-то чудом вернувшихся домой – отказываются. От осиротевших в малолетстве, от получивших страшное увечье, от почти растерзанных зверями… Отказываются. Отказываются и прогоняют. Ведь раз в самом начале жизни случилась такая беда, то нет на них божьего благословения. И все, с кем они будут близки, тоже этого благословения лишатся. А кто хочет быть несчастным?
Раньше Фар никогда особенно не думал о порченых. Хватало своих горестей. Но теперь…
Как же жила Ирма все это время?
«Талек сказал, травница ее вы́ходила, – вспомнил он, – значит, ей помогли, не прогнали».
Может, у нее все не так плохо?
Глава 2. Дополнения и поправки
Эйсгейр сидел в своей любимой комнате. На его коленях лежала толстая книга, но смотрел он на стену перед собой. С портрета, окаймленного серебряными ветвями, на рыцаря глядела женщина с золотыми волосами. Ее изумительно синие глаза казались живыми. Лучшие художники Севера создали этот образ по описанию Эйсгейра. Взгляд его задержался на ложбинке между ключицами. Он так любил целовать ее…
Порой Эйсгейр думал, что в жизни Эльвейг, скорее всего, не была настолько красивой. Но такой он ее помнил: свою первую любовь, первую женщину, первую жену. За нее он поставил на колени половину древних орочьих кланов. За любовь всей своей жизни, как он думал когда-то, еще не зная, насколько далекой от него окажется смерть.
Иногда рыцарю чудилось, будто все это ему лишь приснилось: он и его нежная Эльвейг. Сон, случившийся наяву так давно, что уже и кости ее обратились в прах. Как и кости ее детей, внуков и даже правнуков. А он сам все еще здесь, в Ледяном дворце, в Эйсстурме, городе, который строил вместе с ней. Для нее.
Часто Эйсгейр чувствовал себя словно внутри какого-то пузыря, отделенным ото всех. Люди вокруг жили, старились и умирали, а рыцарь так и оставался неизменным, застыв в возрасте сорока-сорока пяти лет. Ему нравилось жить, но не раз он спрашивал себя: что его держит? Близкие связи с семьями детей, внуков, правнуков исчезали через пять-шесть поколений. Для своих потомков он – живая легенда и владыка, которому они служат. Не поэтому ли ему так нравится проводить время с Детьми Леса? Да и Дети Океана есть. Хотя никто из последних не прожил столько. Но это пока.
У ног рыцаря шевельнулся Ярл Мурмярл, видевший одним котам известные сны, и Эйсгейр вынырнул из своих мыслей. Что-то он отвлекся…
Кинув последний взгляд на Эльвейг, рыцарь сосредоточился на родословной графа Дайена. Ее он хотел внимательно изучить несколько дней назад, но волна разных дел смыла эти планы в океан. Ему удалось лишь бегло просмотреть родовое древо графа, и оно показалось Эйсгейру восхитительно скучным. Потом его отвлекли разные вопросы, решить которые требовалось как можно скорее, а желательно еще вчера.
Но что-то в этой благородной семье не давало рыцарю покоя. Поэтому, как только нашелся свободный час, Эйсгейр решил просмотреть родословную снова. И вот теперь он понял, почему скучный перечень макитурских графов не выходил у него из головы. Все из-за одной нескучной детали: прапрадед Дайена был из другого рода. Но вписали его в семью жены, а не наоборот. С чего бы это? Найдя генеалогические записи того самого рода, рыцарь, наконец, вспомнил, почему вообще занимался этими господами.
Как раз таки из-за прапрадеда Дайена: начиная с него, все графы Макитура являлись прямыми потомками последнего короля Таэри́ма. Когда около ста тридцати лет назад это небольшое южное королевство было завоевано соседним, всех наследников и родственников таэримской короны казнили. Так считалось. Но один, точнее, одна смогла спастись. Помощь от сочувствующих аристократов, небольшие фокусы с родословными, и вот – королевские отпрыски уже не принцы, а графы. Зато в безопасности.
«Выходит, у Дайена кровь голубее, чем казалось, – подумал Эйсгейр. – Таэримский наследник, надо же…»
Но как это может быть связано с эльфийским королем?
– Милорд, – послышался из-за двери голос камердинера, – ярл Эамонд уже в вашем кабинете.