– Врачи. Они приехали.

– Ты видел, как они приехали?

– Нет.

– Почему? Где ты был, Рон?

– Наверху. Я должен сказать маме.

– Что сказать, Рон?

– Мама не слушает, мама меня не слушает…

– Рон, что ты должен сказать?

– Она уходит. Мама… мне надо сказать…

– Что, Рон, что?

– Как же так, мама меня не слушает… мама, мне надо сказать, мама, я должен сказать…мама, я должен сказать…

Тело Рона пришло в движение. Руки и ноги непроизвольно дергались. Из глаз катились слезы. Он тяжело прерывисто дышал, судорожно сглатывая слюну, и повторял, повторял последнюю фразу. Рон впал в истерику. Продолжать было опасно и бессмысленно. Мартин уже знал, что будет дальше – укол и полное забытье. Он начал обратный отчет.

– Десять!

Мартин хлестко ударил Рона по лбу. Тот обмяк, ровно задышал, но еще долго не мог открыть глаза. Мартин устало опустился в кресло. Он не исключал подобного исхода сеанса, и он произошел, произошел, черт бы его побрал! Сильнейший стресс, пережитый Роном в детстве, не дал сознанию расслабиться, не отпустил туго закрученные пружины памяти.

Рон открыл глаза. Обстановка комнаты медленно проступала сквозь туманную пелену. В кресле вырисовались очертания Мартина Гиббса. Он смотрел на Рона темной бездной глаз.

– Ничего не получилось?

Черные озера заколыхались в подтверждающем жесте. Рон в изнеможении снова закрыл глаза. Память ревностно берегла тайну и во сне, и наяву и где-то между ними, там, где он был сейчас. Она не поддалась воле Мартина Гиббса, не позволила для Рона помощи со стороны. Рон по-прежнему один на один с загадкой всей своей жизни. Когда же он получит ответ и как дожить до этого времени? Как не убить? Вернувшееся сознание лихорадочно билось в поисках выхода из очередного тупика. Рон сел в кресле, обхватил голову руками.

– Пробовать второй раз нет смысла, – Мартин встал, подошел к окну, чуть приоткрыл шторы.

– Понимаю, – выдохнул Рон. – Но вы должны мне помочь.

– Я думаю, – не оборачиваясь, произнес Мартин.