– Не знаю, вроде бредил: «бусинка, бусинка».
– Понятия не имею, Мань.
– Ладно, черт с ней, с этой бусинкой, выздоравливай, я позже зайду.
Блин, это попадалово, нет, не в прошлое, а в реал. Придется мне раскрыть тайну, поведать бумаге, так сказать, изнанку души. Бусинка – это девушка, с которой живу в Худжанде. Аня ее зовут, хохлушка она, а Бусинка, это ее кличка, я кликуху из фамилии Ани сделал – Бусенко она. Помните, я обсуждал когда-то с Маней мою девушку, а она со мной своего парня? Вот это была Бусинка, нет, не женат я на Ане, но живем вместе, а еще я (признаюсь, аморальный тип) с Маней стал встречаться. Так Манюня-то издали, и встречались мы изредка, столковались с Машковой в Кайраккуме оторваться, так как Анюта в то время на Украину свалила, родственники у нее там, под Харьковом, название поселка не помню. То ли Учкур, то ли Учкудук. И я не скрою, часто об Ане думал, когда тут оказался. Маня хороша, но и Аня шикарна, они взаимодополняют друг друга. Маня блондинка, Аня брюнетка. У Мани большая грудь и плосковатая попа, у Ани грудь помене, зато сзади полный кунштюк. Машуня энергия, Анюта покой, Маня нежная, Аня заботливая. Короче, если из Марии и Ани слепить одного человека, то была бы то идеальная женщина… Вот…
Потом пришла Маня и… На этом кончаю дозволенные речи, ибо благодарности моей к Маше не было предела, но… об этом не пишут, то есть, конечно, пишут, но в своеобразной, специфической литературе (а я мечтал об Ане), но тут вам не там! Все, и этот день закончился.
Глава III
«Калиткин издевается,
или Мнимая беременность»
Блин, Маша беременна? Так она тут с 3 июля, прошло чуть больше двух недель, неужели можно забеременеть (и самое главное, узнать об этом, откуда тут тест?) за неполные два десятка дней? Это же переворот в гинекологии (или неоанатологии[64], вроде такая поднаука есть).
Что-то у меня в голове не стыкуется, чего-то я вообще не понимаю, рядом посапывает Маша. Неужели беременна? А где же логика? Машинально ищу по карманам сигареты (из той жизни привычка), но фиг вам, нет сигарет, да и вообще ниже пояса ничего нет (из одежды, конечно, тьфу-тьфу, остальное на месте), выше пояса белье красноармейское, а ниже только одеяло.
Засада, однако, и на улицу не выйдешь, представляю часового, если он увидит меня в таком эротическом прикиде, застрелит, наверно, на месте, тут нудистов и прочих вегетарианцев с ахтунгами[65] реально не любят.
Машуня просыпается и крепко-крепко обнимает меня:
– Милый, ты как?
– Да в норме, хватит краски мрачные нагонять, у меня рана не опасная, подумаешь, икроножную мышцу прострелили (была б опасная, была бы перемотка).
– Да, но ты скотина такая, раненый протопал, теряя кровь пяток километров.
– Ну и что, организм у меня сродни бычьему, я в расцвете сил, за недельку кровища восстановится, все, не трынди, тащи одежку.
И Маша, чтобы не расстраивать «ранетого и поломатого», быстро встав, принесла мою форму. Хотел осмотреть место раны на галифе, но Машуня дает мне форму РККА, а ранили-то меня в шикарном прикиде фельджандармского майора. Облачаюсь, нога, конечно, побаливает, но жить можно, тем более рядом любимая. Она помогает доодеться мне, и вдвоем мы выходим из землянки. Само собой, опираюсь на Машу, а она ниче, сильная такая, тащит меня, как танк телегу. Ну и девушка у меня, прям трактор Комацу или грузовик БелАЗ[66].
Оказывается, давно рассвело, время где-то под девять утра, бойцы вовсю продолжают обустройство лагеря, где-то в стороне стреляют залпами, а мне дюже интересно, кого ж мы вчера привели. И предлагаю Маше пройтись в ведомство Елисеева. Она не против, мы ковыляем по направлению к месту дислокации «кровавой гебни», все вокруг оглядываются, и прямо перед нами возникает Калиткин: