О. — Да. Я хотела зайти к парикмахеру и сапожнику.

В. — Мадемуазель Лежанвье вас сопровождала?

О. — Да, но она почувствовала себя неважно и на полдороге нас покинула, чтобы вернуться в «Жнивье».

В. — В котором часу вы расстались с мэтром Лежанвье?

О. — Не знаю. Он был так любезен, что оставил мне свою машину, и желание сидеть взаперти у парикмахера у меня сразу улетучилось. У меня возникло другое намерение — купить себе шляпку, знаете, такую трогательную весеннюю шляпку из тех, что делают только в пригороде… Не знаю, поймете ли вы…

Председатель. — Суд прекрасно понимает. Присутствовали ли вы при прибытии полицейских?

О. — Да. Все эти хождения взад и вперед меня заинтриговали.

В. — Не могли бы вы описать происходившее?

О. — Мне бы не хотелось. Все это было не слишком красиво…

В. — Извините мою настойчивость, но…

О. — Конечно, я вас прощаю, господин председатель. Подождите, я припомню… Диана лежала навзничь с задранной юбкой. Тони…

Защита. — Тони?

О. — Обвиняемый. Он только что поднялся, кое-как отвечал на вопросы комиссара, когда его уводили, он отбивался как бешеный, начал кричать. Он кричал…

Защита. — Что он кричал?

О. — Это не очень красиво.

Защита. — Неважно. Что он кричал?

О. — Ну ладно… «Негодяй, негодяй, негодяй!» Все громче и громче.

Защита. — К кому он обращался?

Дото инстинктивно почувствовала, что ей необходимо рассеять неприятное впечатление, оставшееся от тона ее предыдущих ответов, если она хочет сохранить симпатию председателя, прессы и публики.

О. — К несчастному вдовцу.