Мысли мои были в мучительном смятении. Ведь она сама сказала, что не хочет замуж, что хочет быть одна.
— Вы хотите стать его женой?
Дорна полуприкрыла глаза, лицо ее исказилось от боли.
— Нет! — выкрикнула она. — Хотя и не стоило бы говорить вам об этом. Но
— По отношению к нему?
— Конечно! К нему одному.
Надежда, пробудившаяся было после слов Дорны о том, что она не хочет замужества, вновь обратилась в прах. Я ничего не понимал. Дорна противоречила себе. Мне хотелось спросить, будет ли она счастлива, но островитянское слово «счастье» значило слишком мало по сравнению с английским.
— И вы надеетесь жить в согласии? Думаете, что будете рады такой жизни?
Она гордо вздернула голову.
— Да! У меня сильная воля.
— И вам придется принуждать себя быть счастливой?
— Конечно, Джон. Все так делают.
— Это ужасно, Дорна, — крикнул я. — И поймите — я забочусь не о себе.
Мне ясно представилась ожидающая Дорну страшная участь. Невыносимо было думать, что за радость жизни ей придется бороться, что она перестанет быть для Дорны естественной и легкой, как дуновение ветра.
Она протянула ко мне руку, потом отдернула ее.
— Не кричите, Джон, — сказала она резко, — вы тоже делаете мне больно. Конечно, мне понадобится воля. Я не должна жалеть себя и вообще думать о себе. И вы — не жалейте меня и не думайте, что жизнь моя будет безрадостной. Мое дело теперь — забыть о том, что было… и о нас.
Она обвела все кругом неожиданно погрустневшим, почти скорбным взглядом. Голос ее зазвучал тише, спокойнее.
— Я не должна больше думать ни о вас, ни о башне, ни об этой мельнице. Я не должна мечтать о том, что никогда не станет моим. И вы не должны! Я должна все отдать своей новой жизни, Джон.
Она крепко сжала руки. Мне хотелось, чтобы она наконец не выдержала, заплакала.
— И я могу! — крикнула она. — Я могу отдать все. Я чувствую