Поэтому такие парки должны иметь очень большие размеры, причем оптимальная величина их зависит от природных особенностей, которые, разумеется, сильно меняются от парка к парку. Во многих современных национальных парках проблема островного эффекта конкретно проявляется в перенаселении какого-нибудь вида животных с последующим нарушением равновесия. О ней более подробно рассказывается в разделе о долине реки Луангвы, здесь же она затрагивается лишь применительно к горам Абердэр.
Среди районов, рассматриваемых в настоящей книге, горы Абердэр — самый маленький экологический остров. В одном отношении им очень повезло: вследствие достаточной влажности зелени там в изобилии, а это означает, что все обеспечены пищей, даже если численность буйволов и слонов станет выше, чем бывает в нормальных условиях.
Однако вернемся к буйволам. Выше отмечалось, что животные в лесах редко образуют крупные группы. Это положение применимо также и к буйволам, которые, по данным Сэма Уэллера, еще 30 лет назад редко объединялись в группы более чем из 20 особей. Стадо из 40 особей считалось крупным, а из 10–15 — обычным. Такие цифры характерны и сейчас для бамбукового и самого низкого поясов гор, но и там встречаются отдельные небольшие группы, которые бродят вокруг крупных стад. Зато луга и прогалины на средних высотах обычно осваиваются все более крупными стадами численностью до 200 особей в каждом. Такие скопления обычны для саванн и разреженных зарослей кустарников, но не для горных лесов.
Популяция буйволов в горах Абердэр без особого преувеличения оценивается в 7500 особей. Когда наблюдаешь этих животных в течение одного дня, кажется, что вся популяция предстала перед твоим взором. О — том, как мало развито браконьерство, можно судить по спокойному поведению животных. Буйволы — весьма мирно лежат, жуют жвачку, крайне неохотно поднимаются наверх, в горы, и лениво отходят в сторону, уступая место идущим по тропинкам. Сходство их с домашним скотом весьма разительно, ведь буйволы, пасущиеся в лесу Абердэр, принадлежат к тому же самому виду, что и равнинные. Они с шумом проносятся, поднимая за собой облака пыли, убегая от преследующих их людей.
На меня буйволы в горах Абердэр сначала не произвели необычного впечатления. Казалось, что они находятся в добром здравии и не портят пастбища. Однако люди, наблюдавшие здесь их последние 20 лет, считают, что крупные стада этих животных в парке нежелательны и связанные с ними пагубные последствия, вероятно, будут осознаны слишком поздно. Старые охотники с неприязнью смотрят на буйволов и отмечают, что их популяция резко ухудшается: исчезают рекордно крупные особи и остается только масса жалких бедолаг, которые в нормальных условиях никогда не получили бы возможность продолжать род. Стада слишком велики, элитных быков мало, и поэтому второстепенные производители передают потомству свои невысокие качества. «Надо отстреливать этих бедняг! — говорят охотники. — Иначе у нас разведутся самые плохие буйволы во всей Африке».
У меня не было возможности судить о том, насколько они правы или до какой степени заблуждаются, тем не менее факт, что буйволы в горах Абердэр на самом деле находятся отнюдь не в лучшем состоянии, хотя у них здесь в избытке травы и воды, да и охота не ведется. Прошло много лет со времени последнего массового падежа. Теперь популяция буйволов страдает лишь от избыточной влажности, которая в сочетании с обильным зеленым кормом способствует устойчивому расстройству желудка. Кроме того, животным досаждают пиявки. Из-за их укусов буйволы выглядят так, словно истекают кровью. И тем не менее поголовье увеличивается в размерах, наводняя леса.
О буйволе нельзя сказать, что он ведет здесь естественный образ жизни, поскольку в горах Абердэр у него фактически нет врагов. Охота, даже в небольших масштабах, подобная той, которую в прошлом вели доробо, пошла бы на пользу популяции буйволов, особенно после резкого сокращения популяций хищников. Отдельные львы, проходящие через эти леса, за год уничтожают незначительное число буйволов, а леопарды предпочитают другую добычу. Гиены часто хватали телят и даже взрослых особей, когда стада были меньше, теперь же, когда они стали гораздо крупнее, гиены тоже переключились на другую добычу.
В отношении дальнейшей судьбы буйволов сказать что-либо трудно. Возможно, очередная эпидемия сокра-тит их численность или администрация парка разрешит частичный отстрел, либо обнаружится, что горы Абердэр без особых последствий будут поглощать избыток популяции, пока прирост не достигнет предельного уровня и стада перестанут увеличиваться в том же темпе, что и раньше. Однако эти надежды слишком слабы. Популяции, отличающиеся столь быстрым приростом, как буйволы, вряд ли прекратят размножаться в такой ситуации, когда естественные механизмы регуляции сильно ослаблены.
Носорог также прекрасно приспособился к довольночуждой ему лесной среде. Мы привыкли представлять себе носорогов в сухой жаркой обстановке среди зарослей колючих кустарников, но вместо этого мы находим, что-самая крупная популяция носорогов в Кении теперь находится в горах Абердэр. Трудно сосчитать их в лесах и зарослях бамбука. Весьма приблизительно их численность оценивается в 800—1000 особей. Это хороший показатель и для Восточной Африки, и для Африки в целом, где носорог отнесен к видам, находящимся под угрозой истребления 9.
В этой связи, может быть, целесообразно сказать несколько слов о слишком эмоциональном понятии «виды, которым угрожает истребление». Мне представляется, что друзья животных оказали медвежью услугу охране природы, преувеличив опасность угрозы для разных видов, руководствуясь, разумеется, благими намерениями. Обычно указывают, что численность вида сократилась до нескольких сотен особей (когда на самом деле речь идет о нескольких тысячах), что принимают за достаточно критический показатель. Вызывает недоумение то, что среди рассматриваемых видов сравниваются такие, не поддающиеся сравнению животные, как, например, леопард, который успешно преодолевает опасности, и носорог, гораздо слабее защищенный. В итоге наши понятия обесцениваются и у циников возникает желание сделать вывод, будто носорогам ничто не угрожает и они уходят от опасности, видимо, столь же успешно, как леопарды.
Где-то я слышала забавную «теорию», что носороги, нормально развиваясь, выпадают из естественной истории. В эволюционно-историческом отношении это на самом деле древний вид, с трудом приспособляющийся к меняющимся условиям среды. Уже одно то, что он без изменения сохранил свои особые привычки, — признак его плохой приспособляемости в мире, где требуется быстрая реакция при необходимости уйти от преследования. Слабое зрение носорога и особенности его поведения во время брачного периода также указывают на его малую приспособляемость. В критические времена геологической истории бесчисленные виды не выдержали конкуренции и вымерли еще задолго до появления человека. Природа постоянно экспериментирует, и эксперимент с носорогом продолжается до сих пор.
С этими рассуждениями я отчасти готова согласиться, но их не следует понимать так, что человек должен оказать природе помощь в завершении этого эксперимента. Напротив, надо помочь носорогу прожить еще две тысячи лет — не слишком большой период в его развитии.
Конечно, носорог нуждается в помощи человека. Это великолепный крупный зверь с рогом из того же материала, что волосы и ногти10. Этот рог и послужил причиной истребления носорогов. Тысячелетиями властители в странах Востока, озабоченные проблемой потенции, готовы были платить баснословные суммы за афродисиаку — препарат, изготовленный из рога носорога; и сейчас не ослабел интерес к этому средству. Кроме того, среди состоятельных людей пользуются популярностью изделия из рога этого животного.
Однако вовсе не спрос на афродисиаку и на изделия из рога подталкивает носорога к трагической развязке. Подлинным бичом божьим было нашествие белых охотников, «открывших» для себя Африку с ее крупными дикими животными примерно на рубеже двух последних столетий. Они буквально опустошили целые районы.
Носорог давал горы мяса, а также кожу, из которой изготовлялись отличные хлысты и ремни. Многие охотники отстреливали носорогов просто ради удовольствия. Один «доблестный» охотник с восторгом рассказывал, как он усадил пять туш вокруг стола, накрытого к завтраку перед его палаткой!
Поскольку Южная Африка была рано колонизована, первым подогнали к краю пропасти белого носорога, а затем удалось добить и почти всех черных. Естествоиспытатель и охотник Ф. Силус (Selous, 1881) сетовал над тушей убитого им энного носорога, что этот вид может быть полностью истреблен, но никакого выхода из создавшегося положения не предлагал. В Восточной Африке отстрел черных носорогов осуществлялся в столь же огромных масштабах. При этом много говорят о способности данного вида к выживанию, дескать, несмотря ни на что, ему все же удается сохранить жизнеспособные популяции.
Позже в Южной Африке были приняты меры по спасению белого носорога и настолько успешные, что круги любителей животных чуть не оказались в несколько затруднительном положении. Дело в том, что в полуневоле этот вид размножился настолько, что через 20 лет, по окончаний спасательной кампании, он распространился по всей территории своего прежнего ареала и избыток носорогов даже пришлось переправить в национальные парки, где их не было.
Черный носорог также хорошо прореагировал на защитные мероприятия. Однако в Восточной Африке сильно развилось браконьерство, особенно после запрета охоты на животных в Кении (а вскоре и в Танзании). Оказалось, что там, где охота осуществляется под контролем, браконьерства больше. Служба охраны диких животных не располагает достаточными ресурсами, чтобы осуществлять контроль на всей территории парков и резерватов. Никому не хочется, чтобы служащие превращались в полувоенизированную охрану. А ведь ни один браконьер не действует, не обеспечив себя сильным нелегальным прикрытием.
Несмотря на конфискуемые трофеи, в том числе и оружие, на штрафы и тюремные приговоры, а иногда и гибель отдельных браконьеров, их профессия не вымирает, она сулит столь большие прибыли, что не ощущается недостатка в услужливых охотниках, в посредниках и в обеспеченных состоятельных и весьма почтенных деловых людях, организующих браконьерство и поставляющих товар на внеафриканские рынки. За одну лишь вылазку браконьер может получить столько денег, сколько земледелец или разнорабочий зарабатывает за целый год. Синдикаты браконьеров оплачивают посредников и подкупают таможенных начальников. И тем не менее им достаются такие барыши, которые компенсируют и риск, и расходы.
Одна из причин широкого распространения браконьерства состоит в том, что еще не удалось разработать систему, при которой местное население получало бы прямую выгоду от национальных парков, хотя эпизодические усилия в целях устранения очевидных недостатков предпринимались. Не делается никакого различия между отстрелом животных для нужд населения и крупномасштабным браконьерством. В такой ситуации охотники из коренных жителей, которые первоначально довольствовались отстрелом тех или иных диких животных, чтобы прокормить себя и своих близких, теперь могут быть завербованы синдикатом и получить отличный заработок, тем более что риск в обоих случаях одинаковый.