Тропинка привела к тихо журчащему ручью. Тот начинался от холодного родника. Вода оказалось настолько студёной, что сводило зубы. Диковинные деревья клонили ветви к чистой воде. Чуть дальше, из-за травы, виднелась полоска тонких тростников, растущих вдоль берега. В небольшой лужице мирно покачивались водоросли.
Мы пошли дальше. По влажному тропическому лесу, омытому недавним дождём.
Я замечал, как она проводит ладонью по бархатистой зелени, и, проходя по следам Лиан, старался повторять движения её руки, задевать те же участки высокой травы. Мне хотелось понять, что у неё в голове, разгадать её.
Наш путь пересёкся со звериной тропой. Лиан остановилась на перекрёстке. Я подошёл и переглянулся с девушкой.
Звериный путь вывел к странному месту. Кроны высоченных платанов сплелись наверху, над нами и много дальше, в глубине леса – образовав подобие сводчатой крыши. Мы ступили на загадочную дорожку. Пышные зелёные кроны формировали своеобразный природный храм. И точно – мы вышли к старому святилищу языческих богов. Гигантские изваяния давно не посещались людьми. Сюда заходили только лесные звери.
Повсюду лежали камни, отколовшиеся руки и ноги древних статуй. Уже очень давно о них заботилась только природа. Статую бога-осьминога опутывали корни деревьев и лианы, напоминая ожившие щупальца. Зелень заботливо обвивала не успевшие упасть камни. Те из них, что лежали на земле, обнимались подлеском.
Не покидало ощущение того, что лес вокруг живой. Листва высоких вековых деревьев покачивалась от ветра или от капавшей воды, остатка вчерашнего дождя. И от этого движения листвы ложились причудливые тени – на землю, на изваяния.
Солнце проникало под кроны редкими лучами. Тихий свет понемногу проникал внутрь, оживляя пространство странного храма. Двигались пятна света и тени на шкуре бога-леопарда. Статуя будто готовилась спрыгнуть на землю. Она едва не дышала.
Изваяние бога-птицы устроилось в ветвях молодого платана, выросшего у полуобваленной стены. Её подпирала пышная зелень. Та росла прямо на священных камнях, залечивая раны на телах старых богов.
Здесь не звенели цикады. Их немолчные стрекотанье осталось вдалеке. Как и крики обезьян, птиц. Незримая сила оберегала храм, воздвигнутый дикой природой.
Мы попятились, стараясь не шуметь и не нарушать покоя удивительного места.
Плотность джунглей постепенно нарастала. Я уже почти догнал Лиан. Она шла в десятке шагов впереди. Я видел её сквозь заросли, а что было перед ней – нет. Видимость ни к черту.
Внезапно она исчезла из вида. Её будто поглотила вспышка света на краю восприятия. За спиной Лиан сомкнулись плотные джунгли.
Я рванулся вперёд и провалился…
В залитую светом пустоту. Инстинктивно присел, чтобы стать меньше и незаметней. Чьи-то руки закрыли мне рот. Я едва не оттолкнул от себя Лиан: «Ты меня ни во что не ставишь?! Я бы не закричал!» Та сложила губы трубочкой: «У-тю-тю». Я не знал, как называть её про себя: стервой или милашкой. Подходило то и другое.
Огляделся. Оказалось, джунгли выплюнули нас на задний двор большого хозяйства. На нас поглядывали поросята и цыплята, озадаченные появлением внезапных гостей. Один козлёнок даже пригнул голову к земле, готовя лобовую атаку. Однако девушка погрозила пальцем, и козлёнок одумался. Направился к копне свежей травы.
Мы приблизились к строению, что являлось крайним в ряду и примыкало к лесу. Пригнувшись, стараясь не попадать в просвет окон, прошли вдоль стены и засели в придорожной траве.
Впереди высилась скала. В подножье зияла её незаживающая рана – вход в шахту. Лиан толкнула в плечо: «Видишь?»
На поверхность выезжали традиционные повозки рудокопов. Маленькие тележки везлись карликовыми лошадками специальной горной породы. Бόльшую часть жизни эти милые животные из-за своих уникальных качеств проводили в забоях: сочетания небольшого роста, выносливости и значительной силы.
Погонщики подводили лошадок с маленькими тележками к возвышенности, где те опрокидывались специальным устройством. Добытая порода скатывалась с возвышенности в большие повозки. Дальше за дело брались настоящие тяжеловозы, кони чрезвычайной силы и роста.