– А я-то думал, как же на этом острове тихо!

– Тихо? Нет, вы только послушайте.

Воздух вокруг был наполнен звуками птичьих голосов, которые смешивались с шумом океанских волн, обрушивающихся на коралловый риф и шуршащих по покрытому ракушками берегу.

Роб склонил голову, прислушиваясь, отчего на его подбородке стала заметна щетина. Онор внезапно захотелось провести по ней пальцами. Сейчас, когда этот мужчина расслабился, он стал выглядеть обаятельнее, человечнее. Ему явно нравится наблюдать за птицами.

Она отвела взгляд:

– Здесь тысячи разных звуков.

Их лица были сейчас совсем близко друг от друга. Роб искоса смотрел на Онор задумчивым взглядом. Она затаила дыхание, подумав: «Бьюсь об заклад, это тоже каждый раз срабатывает».

Затем его глаза, словно притягиваемые магнитом, на секунду скользнули ниже, к ее шрамам.

Онор вздохнула, не рассердившись и не обидевшись. Может, лишь чуть расстроившись. Она знала, как ужасно выглядят эти шрамы, но никакие косые взгляды мужчин не смогут умалить значение этих отметин для нее. Онор носила их словно почетный знак.

– А далеко ли отсюда памятник крейсеру «Эмден»?

Она уже успела подзабыть, что привело этого человека на Пулу-Килинг.

– Метров двести в ту сторону, кажется.

– Вы никогда его не видели? – потрясенно спросил Роб.

Онор не очень-то интересовалась историей человечества и за четыре года, проведенных на острове, почти не обращала внимания на этот памятник.

– Видела. Это недалеко от того места, где гнездятся черепахи.

Роб вытянул шею, глядя в указанном направлении, и глаза его сверкнули интересом.

– Покажете мне?

Его энтузиазм оказался заразительным. Онор уже и забыла, когда последний раз чувствовала такой душевный подъем. Четыре года назад? Больше? Она кивнула и начала осторожно отползать под прикрытие деревьев. Роб последовал ее примеру.

За пять минут они добрались до пляжа на дальней оконечности острова. Лагуна с этой стороны была мельче, ее ярко-голубые воды сверкали под солнечными лучами.

Роб устремил взгляд в море, на то место, где, наверное, когда-то, накренившись, лежал на рифе «Эмден».