— Принесли. Ты думал, я ничего не найду? Серьезно? — хмыкаю. — Ты, блядь, дочь держишь под замком.
— Тебя это не касается.
— Теперь, когда Лиза родила мне сына — мое. Ты, блядь, ничего решать не будешь, потому что это, — я тычу в экран. — Статья. Серьезная, знаешь. Тебя за это посадят и вряд ли ты долго проживешь в тюрьме. Там с такими извращенцами быстро расправляются.
Тагаев впервые бледнеет. Думаю, в красках представляет, что с ним сделают заключенные. Все-таки, бордель с несовершеннолетними — не равно своровать пару миллионов. Ему за это пожизненное светит, только на зоне ему и месяца не прожить, стоит заключенным узнать, по какой статье он присел.
— Что ты хочешь?
— Хороший разговор, мне нравится, — киваю. — С этого момента ты оставляет Лизу. Насовсем. Ты, нахрен, к ней даже не приближаешься.
— Я ее отец.
— Мне насрать, кто ты. Она в ужасном психологическом состоянии из-за тебя и вряд ли ей захочется возвращаться в ту клетку, что ты ей приготовил. Да и я не позволю.
— Ей девятнадцать.
— Взрослая совершеннолетняя девушка. Вправе решать, как ей поступать, не считаешь?
— Не считаю.
— Зря… стоило бы. И у девчонок, которых набрал в свой сраный притон, тоже мнения стоило спросить. Не думаю, что ты это сделал.
— Я могу грохнуть тебя прямо здесь, — скалит зубы.
— Можешь. Завтра эти видео будут на столе у прокурора. Рискнем?
— Ты гарантируешь умолчать, если я отпущу Лизу?
Мне становится противно. Сидеть в его машине, разговаривать с ним и обсуждать это. Мерзко.
— Я даю тебе возможность закрыть притон и помочь девчонкам, которых ты там запер. Действуй. За ним следят. Не советую избавляться от участников.
Конечно, Тагаев понимает, о чем я. Ему страшно. По-настоящему. Я же осознаю, что не смогу это скрыть. Обнародую, как только Лизе станет легче. Такой мрази, как Тагаев, нельзя оставаться на воле и ходить по земле рядом с другими людьми. Ему нельзя дышать с ними одним воздухом.
— Думаю, мы договорились.
После этого покидаю его автомобиль и иду в больницу. Уверен, проблем с ним больше не будет.