– Есть, командир.

Елагин начал выбираться наружу, а я спросил оставшихся внутри солдат:

– А где немец-то?

– Под танк скинули, товарищ лейтенант, через запасной люк.

– Молодцы. Так что там сержант говорил насчёт «на ходу»?

– А он, товарищ командир, хотел этот танк к нам отогнать. Говорит, машина из новых, с пушкой 50 миллиметров. И рядом ещё одна такая же стоит. Значит, два боекомплекта можно загрузить.

– Хорошая идея. А кроме снарядов можно и патронов и гранат набить. Если получится – будет отлично. Ладно, сидите тихо, я наверх.

Тихо выбравшись наружу, присел на корточки рядом с Кордой и Елагиным. Они вслушивались в ночь, как начинающий музыкальный критик, сидящий на галёрке, в звуки настраивающихся инструментов из оркестровой ямы. Я прикоснулся к плечу сержанта и, почти засунув губы ему в ухо, спросил:

– Ну, понял что-нибудь?

– Так точно. По звуку – технику они осматривают. В люки лазили, щупами бензин проверяли. Видать вытащить хотят, под шумок, когда в атаку пойдут.

– Как интересно. Надо с кем-то из них поговорить. Значит, так. Если ты уверен, что танк на ходу – начинайте загружать снарядами и патронами к пулемётам. Гранаты и патроны к автоматам тоже берите. А я схожу, посмотрю на этих сборщиков металлолома.

Корда наклонился ко мне.

– Товарищ лейтенант, я с вами.

– Нет, Владимир Семёнович, ты тут нужнее. А я тихо пойду, они меня и не услышат.

И тихо двинулся в сторону немцев. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и видел я вполне прилично. В училище ребята шутили, что я наверняка смогу найти чёрную кошку в тёмной комнате. А если её там нет – то сначала найти в тёмном доме, потом принести в комнату, а потом всё равно найти. Одним словом, вижу я ночью не как днём, но гораздо лучше большинства людей.

Ориентируясь на изредка доносящиеся звуки, я двигался в сторону немцев. Опытные там технари, не первый раз таким делом занимаются. Оно ведь как – ночью звуки ударов металла о металл слышны за пару километров. А значит, часовые противника могут засечь действия технарей и открыть огонь. Так эти умники все инструменты тряпками обернули, и звук получается приглушённый.

Через пять минут я вышел к тому месту, где работали фрицы. Вижу две группы по четыре человека. Здорово придумано – двое держат кусок брезента, двое других осматривают повреждения. Если надо, то один лезет в люк, а второй ему подсвечивает. Снаружи, что главное, никаких проблесков света. Вот, видимо, машина подлежит восстановлению, и один из техников рисует на видном месте какой-то знак. Ну, это понятно, чтобы завтра сразу видеть, кого цеплять.

Какие, однако, нахалы! Надеются завтра нас или уничтожить, или как минимум отвлечь так, чтобы времени на разборку с эвакуаторами не осталось. Ничего, посмотрим ещё, кто и что сможет отсюда утащить. Понаблюдав ещё с полчаса, отправился назад. Не буду я этих «мазут» к себе тащить. Знают они мало, а тарарам получится сильный. Да ещё о том, что в курсе их подготовительной деятельности, – тоже «оповещу». Лучше помогу бойцам загрузить танк «по самое не могу» – и домой.

По дороге подобрал пару автоматов и подсумки к ним. Патроны, само собой, плюс семь гранат. У одного жмурика их целых пять оказалось: запасливый такой хомяк был. Ещё штык от винтовки прихватил, вместо ножа. Пока меня не было, Корда со товарищи перетащили бо́льшую часть боезапаса из убитой «тройки». С моим приходом дело пошло ещё живей, и через сорок минут всё было готово. Даже баки мы залили под завязку, вот молодцы какие.

В 4.15 мы забрались в танк. Как выяснилось, Елагин был технарём из технарей и разбирался в ЛЮБОЙ технике. В том числе и в её вождении. Я тоже мог бы, приходилось сидеть в немецких танках: в музее, разумеется. Но раз механик-водитель имеется, то зачем лишние знания демонстрировать? Эта модель «тройки», если не ошибаюсь, называется PzKpfw III Ausf G. На ней, в массе, был предусмотрен ручной стартёр, но нам опять крупно повезло, и в нашем экземпляре оказался редкий электрический. Так что проблем с запуском движка не было от слова совсем.