— Что же вами сделано?

— Посланы две пожарные команды.

— Почему только две? Мало. Надо послать еще, немедля! И пожалуйста, докладывайте мне через каждые четверть часа о ходе тушения пожара.

— Будет исполнено, Владимир Ильич, — ответил я.

Не прошло и десяти минут, как вновь раздался звонок. В трубке — характерный ленинский голос:

— Послали? Хорошо. Держите постоянную связь с Каширой и регулярно ставьте меня в известность.

— Слушаюсь, Владимир Ильич.

Докладывая о результатах тушения пожара, я чувствовал, что Ленин явно волновался: Кашира была его любимым детищем, там строилась первая советская тепловая электростанция.

Осень 1919 года была исключительно тяжелой для Советской Республики. Деникинская армия, взяв Орел, наступала на столицу. Дивизии белого генерала Юденича вплотную придвинулись к Петрограду. Наступавшим белогвардейцам оказывали помощь окопавшиеся в тылу шпионы и предатели. Чекисты распутывали, рвали тайную паутину измен и провокаций.

В одну из темных и суровых ночей, когда я находился еще в оперативном отделе, раздался телефонный звонок.

— Говорит Дзержинский. Товарищ Уралов, зайдите, пожалуйста, ко мне.

Через несколько минут я в знакомом нам, чекистам, кабинете председателя ВЧК. Феликс Эдмундович что-то писал. Предложив мне сесть, он извинился и попросил немного подождать. Лицо склонившегося над столом Дзержинского, худое, с запавшими щеками, с глазами, красными от недосыпания, было очень усталым. Ему, видимо, нездоровилось, так как он зябко запахивал сползавшую с плеч шинель. По тому, как Дзержинский встретил меня, по взгляду, которым быстро окинул, я понял, что разговор предстоит очень важный.

Поинтересовавшись, как идут дела в руководимом мною секретно-оперативном отделе, расспросив о раскрытой нами подпольной левоэсеровской типографии, о том, где и как эта типография была устроена, о способах распространения провокационных прокламаций и каналах получения бумаги, он неожиданно сказал:

— Соображения по этому поводу передайте, пожалуйста, товарищу Ксенофонтову, а вам новое важное задание. Вы поедете на восток…

На восток… В столь опасные дни здесь, в Москве? Это поразило меня.

— Владимир Ильич категорически запретил снимать с Восточного фронта части для обороны Петрограда и Москвы. Он требует развивать наступление против Колчака… — Дзержинский продолжал с дружеской проникновенностью: — Значит, и нам, чекистам, тоже следует заглянуть немного вперед… Правда?

— Кое-что начинает проясняться, Феликс Эдмундович, — сконфуженно ответил я. — Охвостья колчаковщины будут оставаться?

— Вот именно! — откликнулся Дзержинский. — Но самое главное вот что: Владимир Ильич считает, что лучшая помощь Петрограду и Москве — наступление против Колчака. Налаживание советской работы в районах, только что очищенных от белогвардейцев. Это, наконец, сибирский хлеб…

Феликс Эдмундович встал, прошелся по кабинету, придерживая шинель, и уже совсем мягко сказал:

— Вы поедете полномочным представителем ВЧК по Сибири. А теперь давайте-ка выпьем по стакану горячего чая и подумаем вместе, как вам приняться за дело…