— Сядь и не кипишуй, — женщина надавила ему на плечо, легко усаживая обратно, и упала в соседнее кресло, со стоном вытягивая ноги, — Просто пара царапин. Али уже обработал, потом к лекарю загляну! Пока что мне лень…

Диес поражено оглядывал ее уставшее лицо, наткнулся на бинт на шее, тоже уже успевший слегка пропитаться кровью.

— А может вам нехорошо от кровопотери, а не лень? — угрюмо предположил Хирш.

Прямо сейчас стоило бы не разговаривать с ней, а наплевать на ее хотелки и позвать лекаря, но под ее взглядом он почему-то не мог сдвинуться с места. Не смел перечить ее словам. Даже совершенно справедливо выговаривать ее за подобное бессмысленное безрассудства было как-то неловко. И это бесило. Почему она не позволит просто позаботиться о себе? Что в этом такого?..

— А знаете, я, кажется, кое-что понял.

Я устало откинулась на спинку дивана, стараясь не делать лишних движений. Конечно, боль была вполне терпимой, но ощущение раскроенной кожи, того, как щиплет и стягивает при каждом движении, расходясь по всему телу, никогда не были мне приятны.

А после оборота и пробежки стянутые до того хоть немного бинтом, края разошлись еще больше. Но мне так хотелось поскорее добраться до дома, до Нико! Сейчас тоже хотелось пойти и поискать его, но тут уж я решила не дурить и дать себе отдохнуть. Сам прибежит.

— И вы очень хотите поделиться своим открытием? — уточнила я, прикрывая глаза, — Не обещаю, что буду слушать внимательно, но выговориться вам не запрещаю. Я не в том состоянии, чтобы кого-то затыкать, так что дерзайте!

— Вы несносны, — фыркнул мужчина, но уже как-то на удивление спокойно, — Я понял, что вы не жалеете себя и от того не жалеете других.

— Жалость — плохой советчик, господин Хирш, — я помолчала немного, а потом почему-то не удержалась и продолжила, — И в отношении себя, и в отношении других. Жалеют слабые и жалеют слабых. Я — не слабая.

— Далеко не всегда так, — мотнул головой он, — Не стоит быть такой категоричной.

— Ну-ка поясни! — предложила я, зло усмехаясь.

Мне было что ответить на совершенно любой его аргумент! Боже, сколько раз мне предлагали быть подобрее, быть снисходительнее, но на тех, кто подобрее — ездить удобнее. Потому всем и навязывают жалеть всех вокруг, входить в положение каждого второго, манипулируя этим ради своего удобства. Пусть злая Соль Роашат потакает моим слабостям, жалеет меня, прощает меня, а то мне же обидно и больно!

Я поймала взгляд Диеса, и в нем промелькнула что-то такое, от чего мне захотелось — почти нестерпимо! — съездить ему по наглой роже.

— Вы сейчас захотите меня ударить, — будто прочитал мои мысли он, — И это будет заслуженно, но… вы же рано потеряли родителей, да? Вы их помните?

— К чему это? — раздражено поджала губы я, — Если вы хотите меня-сиротку пожалеть — то оставьте, умоляю! Я их не помню, и от того мне не может быть грустно. Этим заходом меня точно не пробьешь! — я почти расслабилась, глядя на него с удивлением, — И за такое я не бью, что вы обо мне вообще дума…

— А ваш дядя вас вряд ли жалел, раз вы его не пожалели, да? — закончил он.

Я замерла.

Он вот вообще жить не хочет что ли?

Сначала я даже ничего не почувствовала, а потом на меня накатило волной возмущение.