Дисфункциональная семейная динамика, по мнению С. Black, непосредственно связана с многообразными психическими особенностями, имеющимися у детей аддиктов. Среди этих особенностей называются такие как: чувство страха, вины, депрессии и изоляции; высокая ригидность в поведении; стремление контролировать других; склонность к развитию различных зависимостей (зависимость от ПАВ, расстройства пищевого поведения, секс-аддикция, трудоголизм); ощущение недостатка способности осуществлять выбор партнера и вступать в интимные отношения, а также ощущение отсутствия выбора и возможности изменить что-либо в собственной жизни.
Специальный интерес представляют выделенные Claudia Black атрибутивные конструкты – роли, описывающие психологические характеристики детей, растущих в семьях больных алкоголизмом: «ответственный человек» (responsible person), «приспособленец» (adjuster), «миротворец» (placater) и «заигравшийся ребенок» (acting out child). Каждый конструкт имеет свой набор характеристик, формирующийся у ребенка родителей-аддиктов, исходя из его представлений о том, что ему необходимо делать, чтобы приспособиться к жизни в собственной семье.
Роль «ответственного человека» (responsible person), как правило, достается старшему или единственному ребенку в семье и формируется в результате нарушения границ подсистем, в ходе которого ребенку делегируется ответственность за выполнение и контроль таких инструментальных обязанностей, как приготовление пищи, выполнение уроков сиблингами и т. п. Такое перераспределение обязанностей происходит в результате того, что один из родителей, как правило, мать, оказывается вовлеченной в аддикцию супруга и не справляется со своими обязанностями. Ребенок, играющий роль «ответственного человека», принимает на себя ответственность за структурирование окружающей среды, стремясь обеспечить ее постоянство. Он бдительно контролирует себя и окружающих, характеризуется ригидностью, эмоциональным оцепенением, сочетающимся со страхом потерять контроль над собственными эмоциями. Роль «ответственного человека» обеспечивает такому ребенку ощущение стабильности и комфорта, вне зависимости от того, в какой степени она была навязана ему окружающими или найдена им самим. Впоследствии такие люди не умеют веселиться, ставят только гарантированно доступные цели и живут четко структурированной жизнью.
Роль «приспособленца» (adjuster) обычно занимает средний или младший ребенок, который достигает определенной степени комфорта через пассивность и отказ от собственной позиции. Такой паттерн совладания позволяет ему оставаться невозмутимым вопреки событиям, происходящим вокруг, обеспечивает большей спонтанностью и гибкостью по сравнению с другими членами семьи. Для тех, кто играет роль «приспособленца», характерно соглашаться во всем, не желая принимать ответственность. Эта позиция сознательно рационализируется через представление о невозможности что-либо изменить. «Adjuster» скорее реагирует, чем предугадывает и направляет ход будущих событий. Для него типично действовать по инструкции, не думая и не чувствуя. Со стороны «adjuster» воспринимается изолированным и бесстрастным, не вникающим в домашние конфликты и эмоциональные переживания, возможно, эгоистичным. Родители, как правило, не уделяют таким детям особого внимания, в то время как они стремятся проводить время вне семьи. Избегание ответственности остается характерной чертой и во взрослом возрасте. При создании собственной семьи они могут находить партнера, склонного к созданию хаотичной семейной атмосферы, воссоздавая происходившее в их родительской семье.
Отличительной личностной чертой «миротворца» (placater) является гиперчувствительность к переживаниям и чувствам других. Дети, принимающие на себя эту роль, вовлекаются в разрешение интерперсональных конфликтов в семье, пытаясь улучшить самочувствие окружающих, стремясь уменьшить интенсивность боли, переживаемой другими членами семьи. «Миротворцы» оказываются «глухи» по отношению к собственным чувствам и переживаниям, совершенно не реагируя на собственные эмоциональные процессы. Фокусировка на переживаниях других людей выступает в качестве своеобразного защитного механизма, позволяя избегать взаимодействия со своими собственными, зачастую слишком болезненными, чувствами. «Placaters» никогда не выражают разочарования, не показывают предпочтений, постоянно испытывают чувство вины и просят прощения.
Роль «заигравшегося ребенка» (acting out child) часто выступает в качестве типичной при рассмотрении аддиктивных семей. Ребенок, исполняющий эту роль, вымещает свои эмоциональные переживания в антисоциальном или ином делинквентном поведении. При этом такое поведение может выполнять функцию переключения внимания семьи с существующих проблем на негативные последствия, появляющиеся в результате делинквентного поведения ребенка. Данная роль в наибольшей степени, чем остальные, может являться предиктором развития алкоголизма или наркотической зависимости в раннем возрасте. Автор подчеркивает, что часто у «заигравшегося ребенка» в наименьшей степени выражено «отрицание» происходящего в семье, по сравнению с другими ее членами.
Claudia Black отмечает, что первые три роли («ответственный человек», «приспособленец», «миротворец») могут смешиваться. Несмотря на внешнее благополучие таких детей, которые демонстрируют «ответственность», «заботу» и «способность приспосабливаться к кризису» в силу используемого ими совладающего поведения, у них часто формируются выраженные нарушения (дефицит) эмоционального и психологического функционирования.
Следует обратить внимание на то, что вышеупомянутые тенденции взаимодействия в аддиктивных семьях нашли также свое отражение в работах S. Wegsheider-Cruse (1981, 1986). Типологизация семейных ролей, проведенная автором, позволяет выделить четыре роли, часто исполняемые детьми в таких семьях: «ребенок-герой» (hero child), «талисман» (mascot), «потерянный ребенок» (lost child), «козел отпущения» (scapegoat).
Роль «ребенка-героя» во многом связана с функцией поддержания достоинства семьи при помощи демонстрации различных достижений и результатов во внешнем, не семейном пространстве. Кроме того, он принимает на себя ответственность за происходящее внутри семьи и стремится занять лидерскую позицию в семейной системе. На уровне внутренних переживаний «ребенок-герой» имеет много общего со взрослым, занимающим потворствующую позицию по отношению к больному члену семьи, и характеризуется попытками контролировать сложившуюся в семье жизненную ситуацию. «Ребенку-герою» присущи такие характеристики, как ригидность, гиперконтроль, перфекционизм, подверженность ипохондрии, излишняя критичность, переутомление в результате стремления к сверхдостижениям. Такая фокусировка на внешних целях обусловлена бегством от себя самого. Невозможность остановить алкоголизацию/наркотизацию близкого у такого ребенка часто формирует чувство собственной несостоятельности и вины. В связи с этим его типичной эмоциональной реакцией является агрессия, которая, в свою очередь, маскирует боль.
Роль «талисмана», по мнению S. Wegsheider Cruse, в основном связана с функциями переключения внимания и эмоциональной разрядки семьи, которая может осуществляться различными способами. Так, ребенок, играющий эту роль, может быть комичным и очаровательным или же раздражать своим гиперактивным поведением, постоянной суетой и болтовней. Под маской легкомыслия скрывается диффузная тревога, которую постоянно испытывает этот член семьи, находясь в ситуации угрожающей и непредсказуемой семейной обстановки.
Роль «потерянного ребенка» играет тот, кто в наименьшей степени привлекает внимание семьи, как правило, им интересуются лишь когда он болен. Его часто сопровождает ощущение изоляции, сочетающееся с отказом от социальной активности и чувством вины за то, что он не вписывается в семейную систему. «Потерянный ребенок» как бы освобождает семью от ответственности за него, что и является его вкладом в ее функционирование.
Ребенок, играющий роль «козла отпущения», постоянно попадает в неприятности вне дома, демонстрируя делинквентное поведение и, таким образом, отвлекает внимание близких от проблем, существующих внутри семьи. Такие дети обычно избегают общения с родственниками, идентифицируя себя с референтной группой вне дома.
Следует отметить сходство описаний представленных авторами ролевых позиций, занимаемых детьми больных с аддиктивными расстройствами. Так, описание роли «ответственного человека» во многом совпадает с психологическим портретом «ребенка-героя» и характеризуется стремлением занимать доминирующую позицию, контролировать и брать на себя ответственность за происходящее. Ролевая позиция «приспособленца» по описанию напоминает роль «потерянного ребенка», занимающего пассивную жизненную позицию, избегающего эмоциональных переживаний и ответственности. Выраженные проявления отклоняющегося поведения объединяют роли «заигравшегося ребенка» и «козла отпущения».
На формирование представлений о специфике ролевых позиций в семьях больных алкоголизмом оказала влияние коммуникативно-гуманистическая концепция V. Satir (1972), одним из центральных компонентов которой является описание дисфункциональных коммуникативных позиций, служащих для утаивания реальных эмоциональных переживаний индивидом как от самого себя, так и от окружающих. Согласно системному подходу, роли служат для поддержания гомеостаза в функционировании семейной системы. Satir и Baldwin подчеркивали, что коммуникативные позиции не являются неизменными, и члены семьи могут демонстрировать различные дисфункциональные коммуникативные позиции в зависимости от контекста и ситуации (Satir, Baldwin, 1983).
В то же время у членов семьи аддиктивных больных выявляется выраженная ригидность ролевой позиции, а наиболее распространенной среди «взрослых детей алкоголиков» является роль «козла отпущения» (Rhodes, 1984).
Исследователи описывают не только негативные последствия – депрессии, одиночество, изоляцию, психосоматические расстройства, перфекционизм, аддикцию (Wegsheider-Cruse, 1981; Black, 2001), но и некоторые положительные характеристики, приобретенные детьми, выросшими в аддиктивных семьях. Так, дети, которые с раннего возраста воспитываются в неблагоприятной атмосфере, обусловленной злоупотреблением их близкими психоактивными веществами, вырабатывают определенные механизмы ответа на переживаемый ими экстремальный стресс, связанный с ролевой неопределенностью и другими нарушениями функционирования семейной системы. В качестве таких инструментов совладания могут выступать: зрелость суждений; способность переносить двусмысленность, неопределнность; автономия; готовность к принятию ответственности; моральная устойчивость (Wolin J., Wolin S., 1993).
По нашему мнению, следует обратить внимание, что все эти положительные характеристики должны представлять собой психологические образования, формирующиеся как результат соответствующей фазы развития. Преждевременное появление пусть даже исключительно социально положительных качеств может существенно искажать психологический облик ребенка, формируя основу для последующего психического неблагополучия.
J. Haaken (1993) отмечает, что литература, посвященная описанию психологических особенностей взрослых детей из аддиктивных семей, получившая широкое распространение в 70-е годы («The forgotten children: a study of children with alcoholic parents» R. M. Cork, 1969; «It will never happen to me» С. Black (2001); «Another chance: hope and health for alcoholic family» Wegsheider-Cruse S. (1981) [и др.]) в некотором смысле обосновывает и придает законную силу характерному для таких детей чувству разочарования и негодования по отношению к собственным родителям. При этом априори постулируется дихотомия между хорошим «внутренним ребенком» и родительской болезнью (алкоголизмом или созависимостью) и тем самым формируется своеобразный психологический контейнер для всего, что переживалось как упущенное или деструктивное в семье. Другими словами, многое из того, что впоследствии происходит с ребенком аддикта, интерпретируется в контексте тех трудностей, которые ему пришлось перенести в ранний период развития. Это, возможно, позволяет «взрослым детям» аддиктов атрибутировать родительской болезни ответственность за неудачи в собственной жизни. Так, группы самопомощи, организованные для взрослых детей алкоголиков, определяют себя как «сообщество (fellowship) женщин и мужчин, которых объединяет то, что они были рождены в алкогольных, созависимых или других семьях с дисфункциональным окружением» (ACOA Intergroup, 1988).
Анализируя исследования, посвященные аддиктивным семьям, можно условно выделить три основных направления. Во-первых, семья изучается как среда, определяющая этиопатогенез самого аддиктивного расстройства. Во-вторых, рассматривается феноменология измененных семейных отношений, возникающих в связи с наркотизацией одного из членов семьи. В-третьих, анализу подвергаются психологические феномены, возникающие у детей в семьях, где родители злоупотребляют психоактивными веществами.
Исследования показывают, что болезнь, в том числе и наркотическая зависимость одного из членов семьи, часто является психической травмой для его родственников. Она оказывает значительное влияние на динамику семейных отношений, нарушая функционирование семейной системы, деформируя развивающуюся в такой семье личность. В то же время семья больного рассматривается с точки зрения ее влияния на возникновение и развитие наркотической зависимости у одного из ее членов. Чаще всего выделяют различные формы нарушения семейного функционирования, патологизирующих типов воспитания и отношения к ребенку, которые могут выступать в качестве факторов риска возникновения и поддержания наркомании.