Камни Воронки обычно наводят меня на размышления, и этот раз не стал исключением, особенно если вспомнить, как я лежал в позе распятого Христа, открытый небу, думая о смерти. Ну, Пол умер так быстро, как только возможно, в тот раз я определенно был гуманен. У Блиса было достаточно времени понять, что происходит, пока он прыгал по песку Парка Змеи, крича как буйно помешанный, а разъяренная змея кусала его культю; да и маленькая Эсмерельда должна была подозревать, что с ней будет, когда ее медленно относило от острова.
Моему брату Полу было пять лет, когда я его убил. Мне было восемь. Убийство произошло через два с лишним года после того, как я избавился от Блиса, это время мне понадобилось, чтобы найти способ упокоить и Пола. Не то, чтобы у меня были к нему претензии, простоя знал — он не должен жить. Я никогда не смог бы освободиться от пса, пока Пол не исчез (Эрик, бедный, добрый, умный, но неосведомленный Эрик думает, что я не освободился от нее до сих пор, и я не могу ему рассказать, почему я свободен).
Пол и я шли в северном направлении вдоль побережья в тихий, ясный осенний день, который установился после яростного шторма предыдущей ночью. Шторм сорвал куски шифера с крыши нашего дома, вырвал несколько деревьев около овечьего сарая и даже порвал один из кабелей подвесного моста. Отец взял Эрика убирать и чинить, а я убрал себя и Пола из-под их ног.
Мы всегда хорошо ладили с Полом. Вероятно. Я давно знал, что он ненадолго в нашем мире, и я пытался, чтобы он повел отпущенное ему время по возможности приятно, обращаясь с ним лучше, чем большинство парней ведут себя со своими младшими братьями.
Мы увидели большие изменения, вызванные штормом, как только мы дошли до реки, обозначающей конец острова. Она сильно раздулась, прорыв в песке огромные ущелья, коричневые потоки воды продолжали вырывать куски из берегов и уносить их. Нам с Полом пришлось дойти почти до моря при отливе, пока мы смогли ее перейти. Мы пошли дальше, я держал Пола за руку, в душе моей не было зла. Пол пел себе под нос и задавал вопросы вроде тех, которые обычно задают дети, например, почему всех птиц не унесло во время шторма и почему море не наполнилось водой до краев, если река течет так быстро.
Мы медленно шли по песку, останавливаясь посмотреть на интересные штуки, которые вымыло из песка, так постепенно закончился пляж. Там, где раньше песок непрерывной золотой линией тянулся до горизонта, в тот день мы заметили, как появлялись камни, их становилось больше и больше, пока дюны не стали смотреть на каменный берег. Ночной шторм смыл весь песок от реки и дальше мест, названия которых я знал, дальше тех, где я когда-нибудь бывал. Выглядело это все впечатляюще, я сначала даже немного испугался, очень уж большое изменение в облике острова. Но я вспомнил, как отец рассказывал мне о подобном, песок всегда возвращается обратно за несколько недель или месяцев.
Пол радостно бегал, прыгал с камня на камень и бросал гальку в лужи между камнями. Озерца среди камней были для него новинкой. Мы шли по разоренному пляжу, находя интересные куски плавника и в конце концов пришли к заржавевшей штуке, я издалека принял за цистерну для воды или полузасыпанное каноэ. Штука выглядывала на полтора метра из кучи песка, поднимаясь из нее почти под прямым углом. Пол пытался поймать рыбку в луже, а я рассматривал находку.
Недоумевая, я дотронулся до тонкого цилиндра, чувствуя в ней что-то очень спокойное и сильное, хотя и не зная, почему. Потом я отступил назад и посмотрел на цилиндр. Его форма стала мне понятна, и я смог грубо прикинуть, какая часть цилиндра еще погребена в песке. Это была стоящая на хвосте бомба.
Я осторожно вернулся к бомбе, стал ее осторожно поглаживать и издавать утешающие звуки. Она была красная от ржавчины и черная от разложения, пахла сыростью и отбрасывала конусовидную тень. Я пошел вдоль линии тени по песку, через камни и обнаружил себя смотрящим на маленького Пола, счастливо плескавшегося в луже, бьющего по воде большим плоским куском дерева размером почти с него самого. Я улыбнулся и позвал его:
— Видишь эту штуку? — спросил я. Это был риторический вопрос. Пол кивнул, уставившись на меня большими глазами. — Это колокол. Такой, как в городской церкви. Звук, который мы слышим по воскресеньям, понимаешь?
— Да. Слазу после завтрака, Фланк?
— Что?
— Звон слазу после
— Да, правильно. Колокола звенят. Они большие пустые внутри куски металла, наполненные звоном и они выпускают его воскресным утром после завтрака. Вот что это.
— Завтлак? — Пол посмотрел на меня снизу вверх, сильно нахмурив бровки. Я терпеливо покачал головой.
— Нет, колокол.
— К — это колокол, — спокойно сказал Пол, кивая, и уставился на ржавый цилиндр, вероятно, вспомнив старую азбуку. Пол был умный мальчик, отец собирался послать его в школу, когда придет время, и уже начал учить с ним алфавит.
— Правильно. Ну, наверно, этот колокол упал с корабля или его принесло наводнением. Я знаю, что мы сделаем. Я пойду в дюны, а ты ударишь по колоколу своей деревяшкой, и мы посмотрим, смогу ли я его услышать. Сделаем так? Хочешь? Звон будет очень громкий, и ты можешь испугаться. — Я нагнулся, чтобы мое лицо было на одном уровне с лицом Пола. Он яростно потряс головой и задрал нос:
— Нет! Не испугаюсь! — закричал он. — Я… — он уже собрался обойти меня и ударить по бомбе куском дерева, он уже поднял его над головой и замахнулся, когда я протянул руку и обхватил его за талию.
— Не