Монах понимающе усмехнулся, словно взрослый, которого попытались одурачить детской сказочкой.

— Не верите, — Хедальор пожал плечами. — Ваше право. Времени у меня мало, так что я начну.

— Когда-то я тоже занимался прорицанием, — начал рассказ пленник. — Прочитал множество книг, нигде не нашёл ничего дельного — одни лишь бессмысленные фразы и ничего более. Вначале я решил, что это ремесло — не более, чем ловкость рук — или, в данном случае, языка. Но как-то раз я повстречал жреца и мне открылась истина.

— Что за жрец это был? — спросила Коллаис.

Пленник искоса посмотрел в её сторону.

— Вам не терпится подойти к смерти поближе? — спросил он и, не получив ответа, продолжал. — Что, по-вашему, представляет собой будущее? — он смотрел на Бревина.

— То, что ещё не случилось, — ответил тот, недоумевая. — Только некоторые избранные в состоянии видеть это. Так мне кажется.

— Многие так думают, — пленник встал и шантирец недовольно пошевелился. — На самом деле, будущее — это безбрежное море, — он описал вокруг себя руками дугу. — Один путь ведёт в благополучные гавани; другой — в бурные моря; третий может посадить корабль на мель. Нет никакой предначертанной дороги. Есть множество путей, и все они одинаково возможны.

— Вы красиво говорите, — похвалила его Коллаис. — И кто же, по-вашему, кормчий?

— Предсказатель должен уметь красиво говорить, — усмехнулся Хедальор и правый уголок его рта болезненно дёрнулся. — Кто кормчий, вы спрашиваете? Прислушайтесь к себе. Кормчий живёт в нас. Немногие догадываются о том, что сами в состоянии избирать тот или иной путь. Некоторые объявляют всё «судьбой» и отказываются с ней бороться. Так показал мне жрец и я понял, что это правда.

— Но несколько месяцев спустя я понял, что обученный человек, владеющий искусством убеждать нашего с вами кормчего, в состоянии выбрать для собеседника путь. И ничто уже не сможет спасти такого человека, если ему предначертано погибнуть. Смерть настигнет его повсюду, как бы он ни скрывался. Ни магия, ни вмешательство богов уже не властны над этим: сами боги соблюдают неписаный закон — не вмешиваться в чужую судьбу.

— Вы противоречите сами себе, — заметил Ользан. — Кто же те, что вмешиваются?

— Это злобные люди, — пленник содрогнулся. — Я наблюдал долгое время за одним из жрецов, что владел даром подобного убеждения. За несколько недель он обрёк на гибель многих из тех, кто чем-то ему не угодили. Иногда всего лишь толкнули его на улице. И я убил его.

— Понятно, — Бревин сочувственно посмотрел на пострадавшее лицо.

— Ничего вам не понятно, — ответил тот мрачно. — Вам приходилось терять всё, ради чего стоило бы жить? Наблюдать, как все, кто вам дороги, исчезают или погибают дикой и мучительной смертью? Вижу, что не приходилось. Не стоит испытывать ко мне сострадание, не то гнев богов падёт и на вас. А их жрецы крайне изобретательны.

— Значит, этот человек… или что это было… намеревался…

— Он намеревался создать вашей подруге то будущее, которое ему было угодно. Был единственный способ избежать этого — и я его использовал. Теперь вы знаете всё. Либо позвольте мне уйти, либо сдайте властям. Но умоляю, не надо больше расспросов.

— И что вы теперь сделаете? — спросил Ользан, когда монах молча вручил Хедальору его имущество.

— Отправлюсь дальше, — пожал тот плечами. — На свете осталось ещё немало негодяев, которые заслуживают того же, что и этот «предсказатель». Не знаю, откуда их столько развелось — за последние четыре месяца это уже пятый. Раньше они были редкостью. Ну что, я свободен?

— Разумеется, — Ользан отошёл от двери. — Вам не кажется, что вы могли бы немалого достичь… так сказать, без самодеятельности? Вам ведь тоже можно помочь!