Ровно в половину одиннадцатого директор прокашлялся и произнёс:
— Ну, что ж, начнём. Сначала отчитаются авторы проектов, ну, а потом мы всё, ими сказанное, обсудим. Семён Семёнович, начинайте.
Ерохин поднялся и стал рассказывать о ходе работ по АКМу. С его слов выходило, что всё пучком, ещё немного и автомат можно будет принимать на вооружение. Я знал, что это не так, по крайней мере одна коробка у него точно потрескалась так, что автомат пришлось снять с отстрела, были и поломки в спусковом механизме. Судя по всему, Сэмэн Сэмэныч решил умолчать об этом, рассчитывая, что начальство, то ли не в курсе, то ли не станет говорить об этом в присутствии Костомарова. В конце выступления он сдёрнул кусок полотна с лежавшего на столе «нулевого» АКМа, и продемонстрировал его полковнику и тот, с удовольствием стал разглядывать внешне идеально выполненный автомат.
У меня мелькнула мысль — если Костомаров сейчас захочет забрать АКМ с собой, то Сэмэн Сэмэныч рискует здорово облажаться. Даже если он воткнул в него заленточную автоматику, то всё равно, никто не даст гарантии, что опять не затрещит коробка. В ситуацию вмешался наш шеф, сообщив, что этот экземпляр сегодня идёт на отстрел, и передав слово Саше.
Она встала, откашлялась, взяла со стола наш механизм и начала:
— За пошедшее время, мы изготовили и отстреляли на весь ресурс первый, макетный, экземпляр автомата.
Если честно, то наш (а правильнее — Сашин) автомат внешне явно проигрывал экземпляру Ерохина. Коробка со стволом, не воронённые, даже не окрашенные, со ссадинами от регулярной установки на станок.
— Мы отстреляли его на десять тысяч выстрелов, больше не позволил нехромированный ствол. Автоматика показала себя нормально, были четыре поломки — к концу второй тысячи просела пружина газового поршня. Тут, скорее всего косяк технологов, мы сделали новую — та отработала восемь тысяч без замечаний. Ещё раз сломался боёк и дважды — шептало. Его мы пересчитали и на следующие экземпляры поставим уже доработанное. Сейчас заканчиваем изготовление ещё четырёх макетов, три — под «шесть и пять», и один — под патрон сорок третьего года.
— Так вы его сразу под новый патрон, — перебил Сашу Костомаров.
— Конечно, — удивилась она, — я сразу ставила на новый патрон, а переделать отработанный образец под другой патрон схожей мощности мы сможем.
— Понятно. Но, всё-таки Саша, скажите, а почему вы сразу не сделали, так сказать, товар лицом, — он кивнул на ерохинский АКМ, — а работаете с упрощёнными образцами?
— Олег Денисович, снабдить автомат обвесом — это дело пары дней. Нам главное — отработать автоматику, а для этого приклад с цевьём не нужны. К тому же, при отстреле с жёсткого станка нагрузки на автоматику больше, чем при стрельбе с плеча, где они отчасти смягчаются при движении оружия во время отдачи. И ещё, мы отстреляли один ствол, установив его на коробку «эм шестнадцать». Уже с газовым поршнем. Кучность соответствует.
— А вы молодцы! — полковника эта новость явно порадовала и он продолжил, — Я, собственно говоря, услышал всё что хотел. Думаю, что при следующей встрече мы обсудим уже вопрос войсковых испытаний обоих образцов, и под оба патрона.
При этих словах, Сэмэн Сэмэныч заметно дёрнулся, что подтвердило мои догадки о том, что в вопросе АКМа под «шесть и пять» ещё конь не валялся, и он всё поставил на стандартный АКМ.
Потом начальство определилось с ориентировочными сроками представления «товара лицом» и совещание закрыли.
Направившись, рядом с директором, к выходу Костомаров внезапно остановился и, бросив взгляд на стоявшую рядом со мной Сашу, шутливым тоном обратился к директору:
— Антон Палыч, а если будем Сашенькин автомат принимать, как его назовём? А то ведь снова АК получается.
Саша, с торжествующим видом, подняла руку с обручальным кольцом и счастливым голосом ответила:
— Нет Олег Денисович, не получается! Я уже два месяца как Смирницкая! — и прижалась спиной ко мне.
— О-о-о! Поздравляю! — полковник шагнул к нам, галантно поцеловал руку засмущавшейся Саше, а затем легонько ткнул меня кулаком в плечо, подмигнул, и сказал, — Поздравляю, повезло тебе парень.