— Ну и как вам там живется? — спросил Костант, и она охотно ответила:

— Хорошо. Немного скучновато, правда.

— Говорят, у фермеров самая тяжелая работа на свете.

— Я ничего не имею против тяжелой работы. А вот грязь да навоз ужасно противные.

— А деревня там рядом есть?

— Ну, мы живем как раз посредине между Верре и Лотимой. Но у нас есть соседи, да и вообще там все друг друга знают, куда ни пойди километров на тридцать вокруг.

— Значит, и нас тоже можно вашими соседями считать, — вмешался Стефан, но больше ничего не прибавил и затих. Он чувствовал себя лишним в компании этих двоих. Костант удобно устроился в кресле, вытянув хромую ногу и согнув другую, колено которой обхватил сцепленными пальцами. Эката, очень прямая, сидела лицом к нему, руки ее спокойно лежали на коленях. Они не были похожи, однако вполне могли бы сойти за брата и сестру. Стефан встал, пробормотал невнятные извинения и вышел на двор. Дул северный ветер. В раскисшей земле под елкой и в сорняках копались воробьи. Развешанные на бельевой веревке, натянутой между двумя железными столбиками, рубашки, нижнее белье и две простыни хлопали на ветру, а потом бессильно повисали, точно отдыхая. В воздухе пахло озоном. Стефан перемахнул через изгородь, прошел, срезая путь, двором Катални и вышел на улицу, ведущую на запад. Через несколько кварталов улица кончилась. Старые колеи тянулись дальше, в карьер, заброшенный лет двадцать назад, когда рабочие наткнулись на подземные источники; теперь в карьере образовалось настоящее озеро метра четыре глубиной. Летом там купались мальчишки. Стефан тоже когда-то купался там, испытывая, правда, постоянный ужас, потому что плавать по-настоящему не умел, а дна в этом озере даже у берега было не достать и вода обжигала ледяным холодом. Три года назад там утонул какой-то мальчик, а в прошлом году утопился рабочий, который ослеп из-за попавших в глаза осколков известняка. Заброшенный карьер все еще называли Западным. Там когда-то в юности работал отец Стефана. Стефан присел на краю карьера, глядя, как мечется, бьется над серой равнодушной водой запертый со всех сторон, попавший в ловушку ветер.

— Ой, мне же нужно еще с Мартином повидаться! — сказала Эката и встала. Костант потянулся было за костылями, но передумал и сказал:

— Слишком долго мне на ноги подниматься.

— А ты далеко на костылях можешь пройти?

— Отсюда до туда, — сказал он, показывая на кухню. — Ноги-то у меня ничего. Все дело спина тормозит.

— И когда ты от своих костылей избавишься?

— Доктор говорит, к Пасхе. Ну уж тогда я их сразу утоплю в Западном Карьере… — Оба улыбнулись. Она чувствовала к нему нежность и очень гордилась знакомством с ним.

— А ты, интересно, будешь приезжать в Кампе, когда погода совсем испортится?

— Не знаю еще. От дороги зависит.

— Когда снова приедешь, заходи, — пригласил он. — Если захочешь, конечно.

— Зайду обязательно.

И тут они наконец заметили, что Стефана дома нет.

— Даже и не знаю, куда он мог пойти, — сказал Костант. — Он у нас такой

— куда-то уходит, откуда-то приходит, неугомонный. А твой брат, Мартин, говорят, хороший парень и с командой нашей сработался.