— Теперь вспомнил, — сказал Штайнер. — Я как-то сумел убедить вас.

— Можно и так сказать, — согласился Риттер. — Вы вышвырнули меня.

Зубы у него стучали, он очень сильно замерз. Штайнер наклонился проверить конец.

— Да, сопливый восемнадцатилетний берлинец, только что из университета. Всегда с томиком стихов в кармане. Профессорский сынок, который прополз под огнем пятьдесят ярдов, чтобы принести мне индивидуальный пакет, когда меня ранило у канала Альберта.

— Мне надо было дать вам умереть, — мрачно сказал Риттер. — Посмотрите, во что вы меня втянули. Крит, присвоение офицерского звания, которое мне было ни к чему. Россия и теперь это. Выгодное дельце! — Он закрыл глаза и тихо сказал: — Очень жаль, Курт, но все ни к чему.

Неожиданно их подхватил поток воды и понес к рифам у острова. Там застряло судно, вернее, его половина — все что осталось от французского каботажного судна, налетевшего на рифы. Остатки кормовой палубы отлого спускались в воду. Подхваченный волной, Штайнер скатился с торпеды и ухватился одной рукой за поручни судна. Другой рукой он сжимал конец каната, привязанный к Нойманну.

Волна откатилась, потянув за собой торпеду. Штайнер встал. Он поднялся по наклонной палубе к остаткам рубки, уперся ногами в проеме сломанной двери и потянул за собой своего товарища. Рубка была без крыши. Начался мелкий дождик.

— Теперь что? — спросил Нойманн слабым голосом.

— Сидим крепко, — ответил Штайнер. — Как только туман рассеется, Брандт выйдет на поиски на спасательном судне.

— Сигаретка бы не помешала, — сказал Нойманн, но осекся и, оцепенев, указал на сломанную дверь. — Посмотрите!

Штайнер подошел к поручням. Вода, завихряясь и крутясь среди рифов и скал, несла с собой отбросы войны — плывущий ковер — все, что осталось от «Джозефа Джонсона».

— Значит, мы попали, — сказал Нойманн. Он попытался встать. — Курт, там внизу человек в желтом спасательном жилете. Поглядите, под кормой.

Штайнер скользнул в воду под корму, проталкиваясь среди обломков к человеку, который лежал на воде с откинутой назад головой и закрытыми глазами. Он был очень молод, светлые волосы прилипли к голове. Штайнер ухватил его за спасательный жилет и потащил к безопасному месту на разбитой корме. Открыв глаза, человек смотрел на него и, покачав головой, пытался что-то сказать.

— Что такое? — спросил Штайнер по-английски.

— Пожалуйста, — прошептал юноша, — отпустите меня.

Глаза его закрылись снова, и Штайнер подплыл с ним к корме. Нойманн, наблюдавший из рубки, увидел, что Штайнер потащил юношу по наклонной палубе, остановился, а затем мягко опустил в воду. Поток понес тело за риф. Штайнер тяжело поднялся на палубу.

— Что там было? — слабым голосом требовательно спросил Нойманн.

— Обе ноги оторваны до колен. — Штайнер осторожно сел и обхватил ногами поручни. — Какое стихотворение Элиота ты всегда повторял в Сталинграде? То, которое я не любил.

— Думаю, что мы в царстве крыс, — ответил Нойманн. — Там, где мертвые потеряли свои кости.

— Теперь я его понял, — сказал ему Штайнер. — Теперь я точно понял, что он хотел сказать.