– Сомневаюсь, отче.

Симпэй улыбнулся.

– Как это «сомневаюсь»? В чем? – поразился старец. – Иль ты забыла, что сомнение – грех?

– У тебя грех, у других – нет.

Непохоже, что кто-то из паствы когда-либо прежде перечил «кормщику». Он обомлел.

– Что ты несешь, Катерина? Умом тронулась? В чем тут можно сомневаться? В трех высших благах?!

Ката-тян кивнула.

– Перво-наперво сомневаюсь, что Богу мое страдание в радость. Еще сомневаюсь, что благо – пострадать за тебя. И насчет того, что погубить свое тело – благо, мне тоже сомнительно.

Ай молодец, подумал Симпэй. Мало кто может так быстро подняться на первую ступень.

Однако «кормщик» уже не изумлялся. Он гневался, и в гневе стал грозен. Суровые брови сошлись, разделив лоб глубокой складкой. Глаза неистово загорелись, кулаки сжались. Страшнее же всего было то, что Авенир не закричал, а зашипел, словно готовящаяся к броску змея-мамуси.

– Всегда ты была дерзка и своеумна, а в Пинеге вовсе испортилась! Ан ладно. Нет в тебе сердечного замка, посидишь под железным.

Двинулся вперед, прямо на девочку. Она втянула голову в плечи, ожидая удара, но старец лишь отстранил ее и вышел вон. С той стороны раздался его крик:

– Аникий! Михей! Сюда!

Ката-тян заметалась по комнате. Кинулась к окну, за которым прятался Симпэй, но не заметила его, а распахнула створки шире, свесилась – в испуге отшатнулась. Высоко!

Бормотала:

– Господи, господи, пропадаю… Пропадаю, дедушка!

Что у нее в голове пока путаница и она не знает, к кому взывать о помощи – к христианскому богу или к своему учителю, это в порядке вещей, подумал Симпэй.

Вслух же сказал, негромко:

– Первую ступень ты усвоила неплохо. Можно двигаться дальше.

От голоса, внезапно прозвучавшего у нее прямо над ухом, Ката-тян взвизгнула и отскочила.