Еле сдерживаясь, что не заматериться по-кошачьи на всю улицу, я рванул вслед за ним. Яблоня, прыжок вниз, и вот я уже на земле встречаю замешкавшегося кота — всё же для него спуск сложен, в отличие от меня. Наконец, кот соскочил, и мне пришлось броситься на него, чтобы он не выбежал на открытое пространство двора, где нас мог увидеть призрак. Как мог по-кошачьи объяснил ему, что надо действовать медленнее и аккуратнее.
Из-за угла по-прежнему доносились стук в дверь и крики друзей. Взглянув на забор, решил, что можно попробовать уйти через соседний участок. Собаки там тоже не было, как и у бабы Нюры, что было удивительно для Ломокны, но нам играло на руку. Так и сделали, и дальше было делом техники добежать до заброшенного сада, где я скинул свою одежду.
Обратная трансформация, боль от выкручиваемых костей и мышц — и вот я уже держу на руках перепуганного, но с честью выдержавшего все приключения кота. Снял с него рюкзак, накормил заранее заготовленной вкусняшкой — и без сил развалился, глядя сквозь сладко пахнущий яблоневый свет на растущий месяц. Вскоре пришли друзья и нашли меня без сил, прижимающего к груди добычу.
— Поцарапался мальца, — сказал я, и Шамон, сосредоточившись, медленно провел руками над царапинами, оставленными Тимой, отчего те вспыхнули болью и исчезли.
— Ну, что там?! — конечно, это был Генка, и я молча протянул кошачий рюкзак, который так и не нашлось сил открыть.
Все уселись на землю, и я тоже приподнялся на локтях. Заморыш вынул две папки. На верхней было изображено раскидистое дерево. Быстро пролистали бумаги.
— Родословное древо Бергути, — констатировал Васька, — ну, неплохо.
На второй папке действительно были знакомые символы песочных часов, я правильно сообразил в облике кота. Но только сейчас понял, что точно такие же символы красуются до сих пор на заборе аптекаря Юхневича, что у моего бывшего дома.
Мы переглянулись, а Вера побледнела. Васька и Илья одновременно взяли ее за руки, каждый со своей стороны, а Генка закатил глаза от этой картины. Он открыл папку. На первом листе значилось: «Ритуал несчастного случая».
Глава 25
Огненная река
Ормару было пятнадцать. К этому времени он овладел превращениями в мертвяка, собаку и кота. С последним всё еще получалось хуже. Тут сказывался и меньший размер животного сравнительно с предыдущими обращениями, и своенравие животного, когда кошачья природа давала о себе знать нежеланием подчиняться человеческой. Впрочем, такого эпичного провала, как при первом обращении в пса удалось избежать.
Теперь же, вместе с еще одним мастером понимания — Кушей — который заведовал хищными птицами замка, Ормар, если можно так выразиться, воспитывал собственного сокола, которого, не мудрствуя лукаво, назвал просто Глаз. Сокол был следующим шагом в искусстве превращения моего сонного друга, принципиально отличным от всего предыдущего. Впрочем, можно было надеяться, что соколиная природа сама подскажет, как правильно летать и выслеживать добычу.
Началась служба на Огненной реке Смородине — границе между миром людей и нечисти. Теперь мальчишки месяц проводили дома, в замке Золт и его окрестностях, и месяц обитали на границе в небольших каменных или даже деревянных крепостях. Молодежь включалась в уже существующие боевые группы и перенимала опыт. В замке среди парней ходили невероятные слухи о превратностях службы на Смородине, но реальность оказалось до обидного скучной.
Основной обязанностью при службе на границе была охрана огненных магов, вместе с которыми воины ежедневно обходили берега. Маги огня проверяли нерушимость печатей, восстанавливали и обновляли старые, иногда вплетали новые. С другого берега порой могла начаться неожиданная атака. Чаще всего нападения заканчивались тем, что нечисть гибла в реке без участия магов и воинов. Прорывы были редкостью, и в этом случае на людской берег выходили жалкие единицы нечестивого рода.
Но и тут до столкновений доходило редко. Дальше срабатывали печати и ловушки магов земли, ответственных за берег непосредственно перед рекой огня. В итоге за несколько таких приездов на Смородину Ормар не прикончил ни одного зомби, не говоря уже о вампирах. Их вообще не было видно, и в самоубийственные атаки отправлялись лишь мертвяки.
Впрочем, совсем уж бесполезными командировки на Смородину не были. Вырванные из замкнутой среды замка, а вернее, еще более узкой среды тренировочного лагеря для детей и подростков, они учились строить отношения пусть в такой же военизированной, но гораздо более свободной среде. Да и отработка навыков превращения никуда не девалась, как и испытания взаимодействия в дозорном отряде в виде мертвяка, пса или кота.
Неприязнь между Ормаром и Эйнаром никуда не делась, лишь улеглась куда-то на дно, не вырываясь наружу. Соперничество потеряло смысл, потому что стало понятно, что они окончательно пошли разными путями. Эйнар совершенствовался в боевых искусствах, развивая свой дар резкого удара, и учился руководить боевыми отрядами. Обладая непререкаемым авторитетом среди сверстников, завоевывал его теперь и среди старших товарищей на Смородине.
А Ормар уходил в дар превращения. К этому прибавилось то, что волей-неволей подростку пришлось сесть за книжки и беседовать с умными людьми, чему я-Ваня был страшно рад, глядя, как я-Ормар напрягает голову и узнает много нового о том, какие бывают волшебные дары, как их развивать, о поведении животных, в первую очередь, конечно, собак и волков, кошачьих всякого роду и племени, и различных птицах. Но также изучались повадки и других животных и особенно птиц.
Магистр Кнут, мастер магического развития всех подопечных замка Золт, предполагал, что именно способность превращаться в птиц будет самой полезной для выживания людей. Благодаря разведке и быстрой передаче сообщений можно было достичь значительного преимущества над нечистью.