ПРИМЕЧАНИЕ:
Весь этот день пройдёт под попурри – «Патетическая» Бетховена и разухабистая песенка «Без женщин жить нельзя на свете, нет» из оперетты «Сильва». В принципе это главная музыкальная тема всего фильма.
Лесной лагерь. Смилга демонстрирует Ленину и Радеку своих бойцов. Стрельбы, строевые приёмы. А в конце занятий сто молодых финнов строем, старательно печатая шаг, идут под знаменем независимой Финляндии. А Ленин, Радек и Смилга, стоя на холмике, принимают парад.
Смилга суров и сдержан, держит руку у козырька.
ДИКТОР:
Смилга Ивар. В период с 1918 по 1921 годы член Реввоенсовета последовательно Западного, Южного, Кавказского и Крымского фронтов. 10 января 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР в возрасте 44 лет за «участие в троцкистской контрреволюционной террористической организации» приговорён к расстрелу. Приговор будет приведён в исполнение в тот же день.
Гельсинфорс (Хельсинки). Парк возле железной дороги. Вечер
Ленин со Смилгой и Радеком гуляют вдоль железнодорожных путей. Ленин доволен. Башмаки, коньяк, парад в лесу… Он демонстрирует Радеку уютный парк провинциального Гельсинфорса.
Мимо, маня огнями и обдавая ветром, в сторону России проходит поезд. Ленин в мигающем свете вагонных окон, перекрикивая стук колёс:
– А знаете, я ведь созрел! Я готов драться! Эйхья, мы едем в Петроград!
Поезд Стокгольм – Петроград. Вагон. Вечер
Именно в этом, проносящемся мимо поезде как раз возвращается в Петроград с досье на Ленина Терещенко. В купе он и Марго. Адъютант поручик Чистяков, расчищая места на столе для ужина, пытается взять в руки папку с досье.
– Ну, знаете, дорогой Чистяков, это не трогайте. Я сам, – говорит Терещенко.
Санкт-Петербург. Роскошная квартира Терещенко. Утро
Терещенко сидит в кресле у кофейного столика, с сигаретой в руке. На диване Рутенберг рассматривает документы.
В дверь заглядывает мать Терещенко. Рутенберг почтительно встаёт.
– Позвольте представить. Моя мать Елизавета Михайловна, – говорит Терещенко. – А это Пётр Моисеевич Рутенберг.
Мать Терещенко меряет Рутенберга взглядом, кивает и выходит.
– После прочтения этого нормальный человек, – говорит Рутенберг, – не должен был бы уже возвращаться.
– Почему?