— Мне бы хотелось хоть раз в жизни увидеть, что ты различаешь день и ночь, как все нормальные люди, — проворчала Каприс, кидая жакет на спинку стула, на сиденье которого она уже уронила свой «дипломат». Скинув с ног туфли, она чертыхнулась.

Силк неодобрительно прищелкнула языком, наблюдая за таким нетипичным проявлением раздражения.

— Ты совсем разъярилась, Каприс. — В ответ на убийственный взгляд сестры, она только ухмыльнулась. — У тебя ведь был почти целый день, чтобы свыкнуться с идеей нашей матери, а ты по-прежнему выглядишь так, будто вот-вот взорвешься.

Каприс не стала спорить с этими словами по той простой причине, что именно в таком состоянии она и находилась после того, как в течение последних восьми часов лихорадочно передавали свои дела другим.

— Если ты меня любишь, не называй меня по имени.

Каприс вынула шпильки из своего скромного узла и, встряхнув головой, рассыпала тяжелую волну серебристо-русых волос.

— То, что ты делаешь со своими волосами, — просто преступление. За такое надо расстреливать.

Каприс не отозвалась на провокационные слова, которые слышала в той или иной форме, сколько себя помнила.

— Кого надо расстрелять, так это нашу мать, — сказала она. — И отца, конечно, раз он пошел ей навстречу. — Каприс бросилась на диван и недовольно осмотрела стройное тело Силк. — Меня удивило, что ты так легко с ними согласилась. Насколько я слышала, у тебя роман с неким парнем по имени Рики.

— А я и не знала, что ты следишь за моими сердечными делами. — Силк гибко свернулась среди подушек на противоположном конце дивана. — Хочешь выпить? — предложила она, вдруг опомнившись.

При этом она приглашающим жестом покачала своим недопитым стаканом.

Каприс возмутилась еще сильнее.

— Побудь трезвой хоть полчаса, чтобы мы могли нормально поговорить!

— Но ведь уже вечер, — пробормотала Силк, не желая спорить с тем, как сестра интерпретирует ее привычки. На самом деле она ненавидела крепкие напитки и редко пила что-нибудь, кроме вина за обедом. Но компании, в которых она вращалась, требовали определенного стиля поведения, и поскольку употреблять наркотики она не собиралась, надо было создавать впечатление, что она имеет хоть какие-то дурные привычки.

Каприс со стоном уронила голову на руки, моментально почувствовав себя страшно виноватой. Почему-то, когда ей необходимо было выговориться, она всегда обращалась именно к Силк.

— Извини. Мне не следовало этого говорить. Ты же меня не осуждаешь. И я не имею права критиковать твою жизнь.

Силк рассмеялась, и звук ее смеха показался чарующим даже женщине. Ее искреннее веселье приглашало наслаждаться жизнью, ее горечью и сладостью и брать еще.

— Не тревожься. Я толстокожая. — С ленивой грацией она скользнула к бару и налила Каприс того же напитка, какой пила сама. — Попробуй. Ручаюсь, что он не превратит тебя во вторую Силк.

Ее золотые глаза озорно блестели. Каприс приняла бокал, и уголки ее губ приподнялись в редкой улыбке. Она осторожно отпила немного, а потом сделала большой глоток.

— Вкусно. Что тут?