– У них что-то там воет! Сначала вообще ничего не было слышно. Потом еле различимо. Вроде ультразвука. А сейчас пронзительный вой.
Маккейн, чуть повернув к вошедшим голову, быстро кивнул и, щелкнув тумблером, продолжил повторять речитативом.
– Вызываю Готье! Я Маккейн! Вызываю Готье!
Гарднер тяжело опустился в кресло и закрыл лицо ладонями.
– Не отвечают, – ни к кому не обращаясь, сказал Маккейн.
– Ничего. Вызывай. – Донован мягко положил ему руку на плечо. Джон снова начал вызывать Пьера.
– Яне сказал тебе. – тихо произнес Донован. – Это мне как-то раньше в голову не пришло. Надо по всем каналам связи вести запись на браслеты. Правда, мы все не сможем прослушать, но как только починим компьютер, можно будет заложить данные в машину. Пусть обрабатывает. Может быть, удастся получить хоть один бит ценной информации.
– Я все записываю и периодически прослушиваю. Ничего нет… Вызываю Готье! Я Маккейн!
– Уже пять часов… – Гарднер с трудом оторвал ладони от своего лица.
– Что ты сказал? – Донован непонимающе взглянул на Стефана.
– Уже почти пять часов как мы на Паломнике. – тихо прошептал тот.
Привычным, заученным жестом Линда поправила прическу, некоторое время постояла у окна, вдыхая полной грудью запахи травы и чуть сладковатый аромат цветущей магнолии. Почему-то вспомнилась Земля.
Зной отступает, а морской чуть солоноватый бриз приятно холодит тело. «Да, мама была права, называя меня авантюристкой». Я таки угодила в переделку. – вокруг никого не было, и девушка позволила себе тихо всхлипнуть. – Дура! Еще и Пола втянула в эту авантюру. – ей стало себя жалко. Такой успокаивающий, земной пейзаж вокруг уже не казался идеалистическим. Это была не Земля, а лишь маленький пятачок, отвоеванный людьми у Паломника – планеты с агрессивной ко всему живому биосферой. Триста пятьдесят человек, опытных исследователей, оснащенных современной безотказной техникой, защищенные установками запрета, исчезли. Вот так просто- раз и всё. Линда поежилась, хотя температура воздуха перевалила отметку в тридцать градусов по Цельсию. «Не смей себя жалеть!» – пришли на память слова отца. Линда с силой сжала ладони в кулаки, так что ногти до боли впились в кожу. «Надо пойти проведать Аннет». Линда смахнула с ресниц слезы. «Вот кому действительно досталось, так это ей. После стольких дней одиночества, наполненных неизвестностью, страхом и горем, отрезанной от Большого Мира, тут и впрямь впору сойти с ума». Линда развернулась и решительно вернулась в коттедж.
Аннет лежала на диване, как ее и оставил Сэмюель Томсон. Девушка спала. На ее щеках проступил здоровый румянец, лицо, прежде искаженное маской страха, разгладилось. Линда прислушалась к ее дыханию – ровное, размеренное. Сказывалось действие транквилизаторов. Единственное, что сейчас напоминало о том стрессе, который довелось ей пережить, это болезненная худоба. «Она ведь практически ничего не ела все эти дни» – подумала Линда, заботливо поправляя съехавший с плеча девушки плед. «Как здесь темно, – Линда прошла к раздвижной стеклянной двери, ведущей на террасу, и раздвинула шторы. – Пусть лучше будет светло, когда Аннет проснется».
За невысоким кустарником террасы открывалась совершенно другая перспектива. Далеко впереди высились громады накопителей энергии. Гигантские цилиндры тянулись друг за другом в цепочку, отбрасывая на землю длинные черные тени. Где-то там проходила черта линии запрета. Защитное поле действовало, Линда это знала, но, несмотря на это, она вдруг почувствовала себя беззащитной и одинокой. Ей очень захотелось вызвать по радио Пола, но останавливала мысль, что она может оторвать его от чего-то важного. Девушка только позволила себе поднести браслет-коммуникатор к глазам – индикатор горел ровным зеленым светом. Связь была устойчивой.
Что-то заставило ее оглянуться. Не было ни скрипа, ни движения воздуха, ни звука, но она почувствовала всем своим существом чье-то присутствие… Мышцы сковал страх. Нужно было повернуться, но она не могла этого сделать. Все замерло. «Повернись, оглянись», – шептало что-то в ней самой. И она повернулась.