Кузнецов несколько раз вздохнул и резко выдохнул, потом с силой помассировал ладонями лицо. Тревога осталась. Странно, раньше ему это помогало. Ненадолго, но помогало. Что-то он упустил из виду, или заметил, но не придал должного значения во всей этой кутерьме навалившихся событий.

Он опять попытался сосредоточиться и вычленить из мыслей то, что его так беспокоило. Куда там! В этой безумной череде событий, в постоянной и бесплодной попытке не отвлекаться от важной работы на муторные воспоминания о пропавших друзьях, в этой чехарде бесконечных диагностик вышедших из строя кибернетических систем корабля…

Владимир вдруг перестал насвистывать, нахмурил брови и неожиданно хлопнул себя по лбу: «Диагностика! Точно!». Со стороны он сейчас напоминал Архимеда, воскликнувшего свое знаменитое «Эврика!». Единственное, чем Кузнецов сейчас отличался от знаменитого философа, являлось то, что он в этот момент не был голым и не выскакивал мокрым из ванны.

– Диагностика. – уже шепотом повторил он. Владимир вспомнил, что заметил некое небольшое расхождение в данных после процедуры сканирования грузовых отсеков «Стрекозы». Это была обычная рутинная проверка перед стартом, как правило, ничего не значащая, ведь, если бы в системах корабля появилась малейшая неисправность, центральный компьютер незамедлительно оповестил бы его об этом. Так требовал Устав, а Томсон был в этом плане щепетилен. Владимир по данному поводу всегда подшучивал над товарищем, называя командира старомодным педантом. Сэмюель в ответ только улыбался, но процедуру дублирующей проверки никогда не отменял.

После окончания загрузки в трюмы научного оборудования и личных посылок для колонистов Паломника, Кузнецов обратил внимание, что вес груза заметно превышал указанный в декларации. Он еще подумал, что проверит эту нестыковку уже в пути, благо, что в полете времени будет предостаточно. Владимир в задумчивости почесал переносицу. Возможно, именно это подспудно терзало его в последнее время. «Надо все-таки уточнить у машины» – наконец решил он.

– Малышка, – когда никто не мог его услышать, он обращался к искину корабля именно так. – А дай-ка мне данные по грузовому отсеку.

– Какие именно? – чуть надтреснутый женский голос, казалось, шел отовсюду. – Уточните параметры.

– Меня интересует груз, – он досадливо наморщился, понимая, что не может корректно сформулировать вопрос. – Что-то необычное…

– Необычное… – в женском голосе мелькнуло удивление, или ему это только показалось. Потом искин продолжил с интонацией учительницы начальной школы: – Необычен, необычна, необычно. – монотонный голос наполнил командную рубку. – Значение слова: не такой, как всегда; непривычный. Не похожий на обычное или привычное, имеет необычный вид. – ее надтреснутый голос, казалось, издевался, и Владимир уже открыл было рот, чтобы остановить этот поток определений, как искин произнес: – Контейнер.

– Контейнер? – Кузнецов напрягся. – Что за контейнер? – почти выкрикнул он.

– Стотонный контейнер, без маркировки. Предназначение, отправитель, получатель не указаны.

– Что? Как? – Владимир не заметил, что заговорил фальцетом – Почему не сообщила?

– Все данные об этом объекте, как и об остальном грузе, на вашем рабочем терминале. – Владимиру показалось, что в голосе искина прозвучала обида. Секунду помедлив, бортовой компьютер зачем-то добавил: – В стационарном состоянии угрозы жизнеобеспечению корабля объект не представляет.

– Твою ж мать! – с его губ сорвалось ругательство, но Владимир этого даже не заметил. Он уже бежал к лифтовой шахте, ведущей в грузовой блок.

– Вызываю Готье! Я Маккейн! Вызываю Готье!

Еще из-за поворота, ведущего к рубке связи, до них донесся звучный голос Джона. «Что же могло с ними случиться? – метрономом стучало в голове Гарднера. – Винтолеты сверхнадежны. – в который уж раз говорил он себе. – Впрочем, здесь все было сверхнадежно, и все-таки что-то произошло».

Донован оказался проворнее, он первым распахнул дверь зала связи, и они буквально ввалились внутрь.

Маккейн и Андерсен сидели с напряженными спинами. Джон кричал в микрофон:

– Вызываю Готье! Я Маккейн! Вызываю Готье!

Первым их заметил Пол. Парень был белее мела.