Где-то по дороге Денни Дойл заметил на платформе лицо, показавшееся ему смутно знакомым. До самой «Тридцать третьей» он мучительно пытался вспомнить, где видел этого человека, и вдруг ответ засиял у него в голове, как яркая лампа, внезапно включенная в темной комнате. Это было типично ирландское лицо, смуглое и костлявое, такие лица всегда мелькают в репортажах об убийстве очередного боевика Ирландской республиканской армии. Похожее лицо было у репортера «Дейли Ньюс», который около года назад что-то вынюхивал здесь для своей статьи о подземке. Отдел по связям с общественностью Управления городского транспорта подсунул ему Денни — «типичного машиниста-ветерана», — и корреспондент, бойкий молодой осел, завалил его кучей вопросов; некоторые из них звучали совершенно по-идиотски, но, по зрелом размышлении, оказались вовсе не так просты.

— О чем вы, ребята, думаете, когда ведете поезд?

На секунду Денни показалось, что это западня, что репортер каким-то образом проник в его тайну. Но это же невозможно: он ни разу в жизни ни единым словом ни одной живой душе не обмолвился об этом! Не то что бы тут было что-то преступное, просто не пристало взрослому человеку играть в дурацкие игры. Не говоря уж о том, что начальство вряд ли будет в восторге, если узнает об этом.

И он с непроницаемым видом отчеканил:

— У машиниста нет времени ни о чем думать, кроме своей работы. Мы, знаете ли, довольно сильно заняты.

— Да вы же изо дня в день таращитесь на одни и те же рельсы, — удивился газетчик. — Чем это, собственно, вы так уж заняты?

Денни выругался про себя.

— Это одна из самых загруженных линий в мире. Вы хоть знаете, сколько тут ежедневно проходит поездов, сколько у нас миль пути?…

— Ага, в Управлении просветили, — быстро ответил репортер. — Более четырехсот миль рельсов, семь тысяч вагонов, восемьсот-девятьсот поездов ежечасно в часы пик. Я в восхищении. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Я отвечу на ваш вопрос, — тоном праведника сказал Денни. — О чем я думаю, когда веду поезд? О следовании расписанию и о соблюдении правил безопасности. Я слежу за сигналами, стрелками, контролирую двери. Стараюсь вести поезд без толчков, не отрываю глаз от рельсов. У нас даже есть поговорка: «Знай свой рельс», и мы всегда…

— Хорошо-хорошо. И все-таки: неужели вы никогда не думаете, ну, например, о том, что будете есть сегодня на обед?

— Я знаю, что буду есть на обед. Я сам готовлю его себе каждое утро.

Репортер засмеялся, и фраза про обед даже была напечатана в заметке, которую «Дейли Ньюс» опубликовала через несколько дней. Его имя также было упомянуто в статье, и несколько дней Денни ходил знаменитостью, только вот Пэг слегка разозлилась:

— Как это понять — «сам себе готовлю»? А я-то думала, это я вылезаю из постели ни свет ни заря, чтобы приготовить тебе обед!

Денни объяснил, что очень ценит ее заботу, просто слова вырвались как бы сами собой. Тогда, к его изумлению, она вдруг спросила:

— Ну, так и о чем же, черт побери, ты на самом деле думаешь?

— Я думаю о Боге, Пэг, — серьезно ответил он и тут же прикусил язык, поскольку Пэг немедленно посоветовала ему «приберечь эту брехню для отца Моррисси». А потом вновь заладила свое: какой он неблагодарный и как теперь все их друзья будут думать, будто это он готовит себе обед, а она спит до полудня, и так далее и тому подобное.

Ну а что он мог сказать — признаться, что подсчитывает вес? Он — такой спокойный, трезвый (почти всегда), «опора прихода» (как его называет отец Моррисси)? Но, господи, приходится же думать хоть о чем-нибудь, иначе просто крыша поедет. Проблема в том, что если у тебя стаж без малого двадцать лет, вождение неизбежно становится рефлекторным — устанавливаются связи между глазами и сигналами семафора, между руками и контроллером, ногой и тормозом, так что все получается как бы само собой. За двадцать лет он не сделал ни одной серьезной ошибки.

Вообще, за всю свою жизнь в метро он допустил лишь одну настоящую ошибку, и это было вскоре после того, как он сдал экзамен, оттрубив обязательные шесть месяцев кондуктором. Бог свидетель, он по-настоящему облажался. И вовсе не из-за того, что подсчитывал вес — тогда он этим еще не занимался. Так или иначе, на скорости сорок миль в час Денни пролетел прямо на красный свет. Надо отдать ему должное, он сразу же начал тормозить, но к этому моменту уже сработали автоматические блокираторы, и поезд быстро остановился. Все обошлось. Пассажиров, конечно, слегка тряхнуло, но никто не ушибся и жалоб не было. Он спустился на пути, вручную опустил блокиратор, и на этом все закончилось. Правда, позже он получил хороший втык, но начальник участка принял во внимание его неопытность и не стал писать рапорт. Кстати, за все время работы на него ни разу не накатали ни одного рапорта, а это тоже что-то да значит.

Дело в том, что он действительно «знал свой рельс», и знал его так чертовски хорошо, что ему и не надо было думать об этом. Он знал даже больше — например, как устроены поезда. Однажды что-либо выучив, он уже никогда не забывал этого. Например, он знал, что каждый вагон приводят в движение тяговые электродвигатели мощностью в 100 лошадиных сил на каждую колесную ось, что напряжение в третьем рельсе — 600 вольт. Он знал даже, что эти чертовы вагоны стоят почти 250 000 долларов каждый, а значит, когда ты ведешь поезд из десяти вагонов, ты отвечаешь за оборудование стоимостью в два с половиной миллиона баксов!