— Вот почему ты не хочешь от меня детей. — Ее нерешительность внезапно обретает смысл. Я провожу пальцами по ее позвоночнику, прикасаясь к каждому хребту. — Ты хочешь их с кем-то другим. Или ты планировала устроить соревнование, от кого первее залетишь, а потом выдать маленького ублюдка за моего?

— Нет, Тео! Ты все не так понял… — плачет она, умоляя, и я чувствую, как моя верхняя губа кривится в злобной усмешке.

— Не отпускай комод, — предупреждаю я, надавливая рукой на ее поясницу, заставляя ее наклониться над ним, выгнув для меня задницу дугой. — Он уже трахал тебя так? Это так же хорошо, как когда я трахаю тебя сзади?

Марика издала хныкающий всхлип, когда мои пальцы скользнули к расстегнутой пуговице ее джинсов.

— Тео, это не то, что ты думаешь…

— Это именно то, что я думаю. Как тебе вообще удалось пустить кровь в ту первую ночь? Это был очередной трюк, или мой член просто намного больше его? — Я дернул молнию вниз, уже не ожидая от нее ответа. Я все равно не поверю ничему из того, что она скажет.

— Тео, не делай этого…

— Заткнись, — рычу я. — Единственный звук, который я хочу услышать, это когда твой лживый маленький ротик кричит, когда я заставляю тебя кончать. Я знаю, что это, по крайней мере, реально. Твоя гребаная пизда не врет. — Я стаскиваю джинсы и трусики с ее бедер, тащу их вниз по бедрам и отбрасываю в сторону, так что она стоит передо мной голая и дрожащая, перегнувшись через комод, ее светлые волосы свисают на лицо. Образ покорности, и это все, что меня сейчас волнует.

Заставить ее подчиниться мне. Заставить ее страдать. Заставить ее пожалеть о содеянном.

— Никто не лжет Тео Макнилу. Особенно его гребаная жена. — Я расстегиваю пряжку ремня, освобождая кожу. — Моя рука или мой ремень, Марика. Выбирай.

— Что? — Задыхается она, и я стискиваю зубы.

— Я собираюсь наказать тебя за твою ложь, — говорю я ей, мой голос суров и холоден. — За то, что ты непослушная жена. А потом, когда я закончу наказывать тебя, я трахну тебя так, как шлюха заслуживает быть оттраханной.

Марика испускает придушенный крик, и я вижу, как слезы бьются о дерево комода, когда она задыхается, стискивая руками его край.

— Пожалуйста, нет…

— Время просить у меня прощения уже прошло. Выбирай, Марика. Моя рука или мой ремень.

— Я не могу, — шепчет она. — Я не могу…

Я отбрасываю ремень в сторону, принимая решение за нее. Как бы ни было приятно слышать треск кожи о ее кожу, я хочу больше ощущать свою руку на ней. Я хочу, чтобы она почувствовала каждую унцию гнева, который она во мне пробудила.

— Тебе, наверное, было так приятно, когда я был с тобой нежен, — жестко пробормотал я, проводя рукой по изгибу ее задницы. — Когда у тебя появился повод поверить, что я, возможно, не такой уж жестокий человек, за которого, как тебе говорили, ты собираешься выйти замуж. И как ты решила воспользоваться этим? Обманывая меня и наслаждаясь другим мужчиной за моей спиной. — Моя рука скользит по противоположному изгибу, ощущая, как она дрожит под моим прикосновением, и, несмотря на гнев, я чувствую, что становлюсь твердым. Когда я немного отступаю назад и смотрю на нежно-розовые складочки между ее слегка раздвинутыми бедрами, то вижу, что ее возбуждение блестит и там.

Я смеюсь, проводя по ней пальцами и чувствуя, как она вздрагивает от моих прикосновений.

— Лживая маленькая шлюшка, — шиплю я. — Знает ли он, как ты намокла для меня? Знает ли он, что ты хочешь меня, что ты не просто терпишь мое присутствие в своей постели, как должно быть? Знает ли он, о чем ты умоляешь, когда я нахожусь внутри тебя?