— Я хочу убедиться, что все правильно понял. — Я слышу, что говорю как будто издалека, как будто говорю по длинному коридору. — Ты видел, как Марика — моя жена — целовалась с одним из своих телохранителей в переулке в городе, и она была согласна?

— Я не могу сказать наверняка, — тяжело вздыхает Финн. — Но мне так показалось. Единственный способ узнать наверняка… — он делает паузу, плотно сжав губы. — Ты должен поговорить с ней, Тео. Я просто рассказываю тебе о том, что видел, как ты и просил.

Я чувствую, как во мне разгорается ярость, густая и горячая, и не знаю, что меня злит больше, мысль о том, что кто-то другой наложил руки на мою жену, или мысль о том, что она могла этого хотеть.

— Ты ее видел? — Спрашиваю я, мой голос жесткий и твердый, и Финн хмурится.

— Я прошел мимо нее, когда заходил в дом, она сказала, что идет наверх. Больше она ничего не сказала.

— Найдите этого Адрика и проследите, чтобы он не покидал территорию. — Я резко встаю, чувствуя, как напрягается каждый мускул в моем теле. — Я пойду поговорю с женой.

— Да, я так и сделаю. — Финн выходит из кабинета быстрее меня, явно желая оказаться подальше от меня, и я его не виню. Я быстрыми шагами иду к лестнице, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение, пока я поднимаюсь в спальню.

Я вижу Марику, как только открываю дверь. Она стоит у комода в одних джинсах и лифчике, и на долю секунды я забываю, зачем пришел наверх, видя ее полураздетой, ее гладкую кожу, открытую для моих рук и моего рта…

А потом я представляю, как по ней скользят другие руки и другой рот, и гнев, который я чувствую, ослепляет меня.

— Марика. — Я никогда раньше не произносил ее имя так, холодно, жестко и без эмоций, и когда она поворачивается ко мне лицом, шок на ее лице говорит мне, что она услышала его именно так. — Думаю, тебе нужно кое-что мне объяснить?

Ее руки крепко сжимают свитер, который она держит в руках. Я пытаюсь сказать себе, что это ничего не значит, что она точно не понимает, о чем я говорю, но мне трудно мыслить рационально.

— О чем ты говоришь? — Шепчет она, ее голос дрожит, и это не помогает мне почувствовать яростную уверенность в том, что Финн, должно быть, что-то задумал.

Финн не стал бы говорить мне о чем-то подобном, если бы не считал, что об этом стоит упомянуть. Он работает на меня, но он и мой друг во многих отношениях очень близкий к брату, и он не стал бы говорить мне об этом, не стал бы говорить, будто Марика причастна к этому, если бы не был уверен, что это не просто телохранитель, переступивший черту. Я хочу верить, что моя жена не сделала бы такого, но я также знаю Финна намного, намного дольше, чем ее.

Я склонен ему верить.

— Мне только что сказали, что Финн вчера видел кое-что интересное в Дублине, — медленно говорю я, мой голос тверд от нахлынувшего на меня гнева. — Вообще-то, тебя.

— Меня? — Она тяжело сглатывает, застыв на месте, и я с внезапной уверенностью чувствую, что ничто из того, что прозвучит из ее уст, не будет правдой.

Вопрос в том, что я собираюсь с этим делать?

— Тебя. Прижатой к стене в переулке, целующеюся с другим мужчиной. С одним из команды охраны, которую прислал Николай. — Я делаю медленный шаг к ней и не замечаю, как она отшатывается назад, впервые за все время она вздрагивает от меня. Это пронзает меня до костей, потому что я надеялся никогда этого не увидеть. Где-то в глубине души я знаю: что бы ни произошло, какой бы ни была правда, это изменит то, что есть между нами. Наш брак не будет прежним после сегодняшнего дня.

Это ранит сильнее, чем я думал.

— Скажи мне правду, Марика. Потому что Финну показалось, что ты хотела, чтобы он тебя поцеловал. Как будто ты делала это раньше.