Я же рискну высказать маленькую, совсем не обязательно достоверную догадку. Было в судьбах двух разведчиков нечто общее, что, как мне кажется, сближало невольно. Оба не походили на баловней фортуны. Жизнь их била жестоко: душевные раны от ударов своих же заживают трудно. И заживают ли? Ведь всенародно прославленного (в далеком будущем) Вильяма Фишера в довоенные годы чисток и расстрелов увольняли из НКВД. А с Рудольфом Ивановичем Абелем было даже гораздо сложнее. В биографии он пишет:

«Женат с 1925 года. Жена Александра Антоновна, урожденная Стокалич. Детей не имею».

А в справке к архивному делу Абеля супруге уделяется особый пассаж:

«Жена — урожденная Стокалич, происходит из дворян, отец ее до 1917 г. имел помещичью усадьбу в фольварке Осипавка, Витебского пригородного района, в прошлом был чиновником казенной палаты… Брат жены Стокалич Григорий и сестра жены Стокалич Нина в 1919 г. выехали в Китай в гор. Тяньзин».

С братом было совсем худо:

«Родной брат Абель Вольдемар, бывший начальник политотдела морского пароходства, являлся участником латв. к/p националистического заговора и за шпионско-диверсионную деятельность в пользу Германии и Латвии в 1937 г. осужден к вмн».

ВМН расшифровывается трагически просто: высшая мера наказания. Расстреляли бывшего латышского стрелка, охранявшего Смольный, члена РКП (естественно, «б») с 4 декабря 1917 года. Был Вольдемар Иванович комиссаром ВЧК Кронштадтской крепости, крупным партработником в Ленинграде и даже делегатом XVII съезда партии. Она, партия, и кинула его в 1934 году в начальники отдела Балтийского государственного морского пароходства, чтобы 10 ноября 1937 года арестовать и постановлением «двойки» (Ежов, Вышинский) от 11 января 1938 года приговорить к смерти. На верхнем углу списка синим карандашом подпись: «И. Сталин». И через семь дней, 18 января, его, Вольдемара Абеля и еще 216 человек, членов «контрреволюционной латвийской националистической организации», не стало. Тела сбросили в котлован Левашовского кладбища в Ленинграде.

Такова судьба брата. И как же понятна строка, собственноручно выведенная Рудольфом Ивановичем в автобиографии:

«В 1938 году в марте м-це уволен из органов НКВЛ в связи с арестом моего брата Вольдемара».

И пошли скитания: в 1938 году в 38 лет — пенсионер, стрелок военизированной охраны, увольнение, снова пенсия. А дальше, как и у Вильяма Фишера, предложение вернуться в НКВД. 15 декабря 1941 года, когда немца от Москвы немного отогнали, Абель вновь встал в строй — и опять невидимый. Без опытных работников деваться некуда.

Здесь опять много неясного, которому никогда не сделаться слишком ясным. Хотя «Аттестация от 16.04.45» полна вроде бы понятных, однако недосказанных фраз:

«Обладает одной из специальных отраслей агентурной оперативной работы. Тов. Абель на практической работе успешно выполнял порученные ему ответственные задания».

Видимо, Абелю доверяли. Впрочем, и тут «подвели» родственники:

«В отдел кадров НКВД СССР.

Рапорт.

Довожу до сведения, что на временно оккупированной немцами территории Латвийской ССР в г. Риге остались проживавшие там мои родители и младший брат.

О судьбе моих родных мне ничего не известно.

Зам. нач. 3 отделения 4 управления НКГБ СССР, майор Госбезопасности Р. Абель».

К счастью для майора, он был страшно нужен:

«…С августа 1942 г. по январь 1943 г. находился на Кавказском фронте в составе опергруппы по обороне Главного Кавказского хребта. В период Отеч. войны неоднократно выезжал на выполнение специальных заданий».