— Эта задница моя, — прошептал он, и одна его рука оставила мое бедро, чтобы прижать большой палец к той части меня, к которой никто никогда не прикасался. Я захныкала, извиваясь от его хватки.
— Скоро я заявлю права на это, Ангел. Все ты принадлежишь мне. Я был первым мужчиной, который взял твой рот, первым мужчиной, который взял эту сладкую маленькую киску, и я буду первым мужчиной, который потребует твою задницу тоже.
Он замедлил шаг, и я оглянулась, чтобы посмотреть, как он смотрит на то, как грязно он прикасался ко мне,
— Дерьмо, — простонала я, не желая показывать, что странное, иностранное давление на меня было
— Хочешь узнать маленький секрет?
— Хм? — Я напевала, усталость сковывала мои икры из-за угла и пяток.
— Я тоже буду последним, кто возьмет все эти вещи, — простонал он, находя во мне собственную кульминацию. Его рука ударилась о крышу машины, поддерживая его вес, когда он потерял контроль на тот единственный момент, когда Маттео когда-либо отпустил. Единственный редкий момент уязвимости, который он показал, только когда пришел. Я не могла видеть его лица, но все равно чувствовал его.
Закончив, он помог мне вернуть мои стринги на место и расправить платье. Потом мы пошли домой.
Двадцать первая
Когда я
Я тоже хотела надрать себе задницу.
Что со мной было не так? Я не могла почувствовать химию с моим, по общему признанию, красивым лучшим другом, который, как я знала, сделает все возможное, чтобы мне не было больно?
Итак, когда Шрам свернул не туда и выехал на шоссе, я выругалась и повернулась, чтобы посмотреть на него. Он пытался убедить меня сесть на заднее сиденье внедорожника больше раз, чем я могу сосчитать, но я никогда не хотела чувствовать, что меня везут. Это заставляло меня чувствовать себя любовницей богатого человека, что было недалеко от истины, но я все равно ненавидела это.
— Куда мы идем? — спросила я его, застонав и откинув голову назад на сиденье. Он не ответил, просто сидел весь каменный и молчаливый, глядя на дорогу.
— Может быть, кому-нибудь из вас приходило в голову, что я не хочу идти к Маттео?
В любом случае, он редко вызывает меня так рано. Что происходит?
— Думаю, будет лучше, если я оставлю это ему для объяснений, — проворчал Шрам, и мышцы моего тела напряглись.
— О Боже, это плохо? Что-то случилось?