И лишь в самом конце Мелькиор чуть нажал на лезвие, так что оно задело яремную вену. Кровь хлынула фонтаном, но умереть от этой раны Ормонд не мог.
Обмочившись от страха и хватая ртом воздух, Ормонд повалился на пол.
А Мелькиор отправился на перерыв.
Эта вечность, проведенная в полной тишине с неведомой и неукротимой силой, возымела свое действие — Ормонд никогда никому не рассказывал о том, как легко он стал жертвой чужого скорого суда, и уж тем паче он не пытался больше учить Пендредов Правилам.
Мартин Пендред был арестован в половине девятого вечера. Этот арест не сопровождался демонстрацией высот дедуктивного метода и не являлся результатом мастерски проведенной полицейской операции. Он всего лишь стал следствием длительного бодрствования четырех офицеров, наблюдавших за передней и задней дверью дома Пендреда, ибо, когда они подошли к нему, он не только не попытался от них убежать, но даже не выказал удивления. Когда его окликнули, он просто обернулся с таким же невозмутимым выражением лица, как всегда. А когда его повели к машине, он шел с таким видом, словно отправлялся на прогулку с друзьями.
— В чем дело?
Питеру принадлежал большой обособленный участок на краю оленьего заповедника. Его дом источал комфорт и был покрыт позолотой изящества. В конце большого сада высилась дубовая роща, спускавшаяся к ручью, который был границей владений. Окна трех из шести спален под разными углами выходили на луг, а остальные на сад, сквозь который шла гравиевая дорожка. Отдаленный звук машин, долетавший до слуха Беверли, был различим ровно настолько, чтобы напоминать ей о высокомерии исполнительных органов.
Они сидели в столовой. Французские окна были распахнуты, и в комнату вместе с сумеречным светом втекал аромат свежескошенной травы.
— Телефон.
Питер улыбнулся. У него был большой добродушный рот, и, когда он улыбался, улыбка охватывала все его лицо, придавая и без того лучившимся юмором глазам непреодолимую притягательность.
— Я догадался, Беверли. — Он никогда не пользовался ее сокращенным именем — казалось бы, это должно было создавать между ними холодную отчужденность, однако вызывало в душе Беверли только теплые чувства. — Плохие новости?
Она вздохнула. Они пили вино, сидя за большим стеклянным столом, отражавшим свет, который лился из-под хрустальных подвесок люстры.
— Ты помнишь дело Пендреда?
Он кивнул:
— Конечно. Дело Потрошителя?
— Это было мое первое крупное дело, — рассмеялась Беверли. — Да что там крупное — крупнейшее! Ничего даже рядом не стояло.
— Да. У него еще было какое-то смешное имя.
— Мелькиор. Мелькиор Пендред.
— Какой-то псих.
— Пограничный аутизм. Ярко выраженный синдром Аспергера, — проговорила Беверли, дословно цитируя стенографический отчет. — На самом деле у него были нарушения восприятия. Они оба страдали этим — и Мелькиор, и его брат-близнец Мартин. Они воспринимали мир не так, как все остальные.